И она затянула приятным, хотя и немного хрипловатым контральто:
Еще он не сшит,
твой наряд подвенечный,
И хор в нашу честь не споет.
А время торопит —
Возница беспечный,
И просятся кони в полет…
Бог мой, это же был мой любимый романс! И я действительно любила, в особенно холодную и одинокую минуту, оглянувшись по сторонам, пропеть эти великолепные строки. Ведь они были про меня:
Чем дольше живем мы,
тем годы короче.
Тем слаще друзей голоса…
Ах, только б не смолк
под дугой колокольчик,
Глаза бы глядели в глаза!
Сама не зная как и сама не зная — почему, ведомая мелодией, поощряемая ласковыми глазами Кости, очарованная общей атмосферой этого помещения, — я запела…
То берег, то море,
то солнце, то вьюга
То ласточки, то воронье…
Две вечных дороги —
Любовь и разлука
Проходят сквозь сердце мое…
Это была песня обо мне, о моей любви, об уходящих красках этой осени, о моем одиночестве и о том, что надежда еще может проснуться — как раз тогда, когда в это меньше всего веришь… Слезы мешали мне видеть то, что происходит вокруг, но в зале наступила тишина, и я чувствовала, что все смотрят только на меня. Хотя голос мой, не усиленный микрофоном, звучал негромко, — но меня слушали, слушали внимательно, и это внезапно придало мне силы…
Стих последний аккорд — замолчала и я. Из зала послышались аплодисменты — не «шквал» и не овация, но одобрительные рукоплескания совершенно незнакомых мне людей. Я зарделась. И хотела сбежать со сцены вниз, спрятаться в тени рассеянного света — но Васенин снова удержал меня за руку.
— Ну, вот, видите? Никто из здешних ценителей вовсе не собирается есть вас с кашей. А напротив, все думают: какая милая и удивительно талантливая девушка…
— Про меня?
Я снова рванулась.
— Да постойте же! Теперь нужно выслушать приговор специалиста. — Он глянул мне в лицо смеющимися глазами. — Я ведь еще не сказал вам, что наша Лола — в прошлом известный на всю Москву педагог по вокалу. Вы опять заробеете, когда узнаете, какие именитые нынче исполнители учились у нее в самом начале своей карьеры!
Потрясенная, я взглянула на пиратку, которая продолжала перебирать пальцами клавиши рояля. Еще одна знаменитость? Жизнь, однако, становится щедра со мной на новые знакомства!
— Ну что, Лола?
— Колоратурное сопрано, — ответила старуха, подняв голову. И Васенин кивнул ей, соглашаясь. — Голос высокий, подвижный, я бы даже сказала — изящный, с серебряным верхним регистром. Но пока — очень хрупкий. Техники никакой совершенно. Скачки большие, мелизмы. И попадание не точное. Кроме того, абсолютно не поставленное дыхание.