Когда Рейни села рядом с Арманом в автомобиль, он ничем не выдал своих «не братских» чувств. Он смеялся и шутил, а потом положил на заднее сиденье корзину со съестным, которую служанка Елена приготовила специально для пикника. Он лишь мельком заметил, что Рейни, наряженная в лиловую юбку и белую блузку, сегодня особенно хороша. В ушах у нее красовались крупные золотые серьги, а на шее – золотой кулон. На голову Рейни надела соломенную шляпку с шелковыми лентами.
– Хорошо бы написать тебя в этой шляпке, – произнес он с напускным равнодушием.
– Тебе не надоело писать мои портреты? – удивилась она.
– И никогда не надоест, – заверил он. – Ты такая прекрасная натурщица. Главное, сидишь спокойно.
Произнося последнюю фразу, Арман вдруг вспомнил, что в свое время у него была еще одна натурщица – Ивонн, которая теперь носила фамилию Тибо. Мысль о ней слегка омрачила настроение. Перед тем как уехать в Шани, он получил от нее записку.
Мне нужно снова увидеться с тобой, – писала Ивонн. – Пожалуйста, позвони мне домой. Если ты не позвонишь, я сама позвоню тебе в офис. Если же ты вообще откажешься от встречи, то я приеду в Шани. Думаю, графиня будет рада знакомству с особой, которая искренне интересуется местными архитектурными достопримечательностями. Таким образом, у меня появится прекрасная возможность встретиться с тобой…
В записке содержалась недвусмысленная и нешуточная угроза. Ивонн была готова на все и была опасным противником. Арман порвал записку, но на душе у него было скверно. Его абсолютно ничего с ней не связывало, но ему было бы неприятно, если бы Ивонн появилась в Шани и свела знакомство с графиней и Рейни. Ее новое положение давало ей на это право.
Во избежание неприятных последствий в доме графини Арман был вынужден перезвонить Ивонн и пообещать, что вечером они встретятся.
«Нужно объясниться с ней раз и навсегда», – решил он.
Впрочем, как именно нужно объясняться с женщиной, которая давно его любит и которая готова на все, Арман не представлял.
Он решил не вспоминать об Ивонн и не отравлять себе прелести свидания с милой Рейни.
Арман был счастлив, что Рейни почти справилась с роковой страстью к Клиффорду и ее лицо все чаще озаряет улыбка. На портрете она тоже вышла не слишком опечаленной. Печаль таилась лишь в уголках губ…
Ради любви к ней, ради того, чтобы быть с ней рядом, Арман как мог обуздывал свою страсть.
Но этим утром, впервые за все время, у него появилось ощущение, что, может быть, надежды были не напрасны и что когда-нибудь Рейни выбросит Клиффа из головы. У него были на то кое-какие основания. Придвинувшись ближе обычного, Рейни сказала: