Но когда она подошла к балюстраде взглянуть на сверкающее звездами небо, Джуд приблизился к ней и обнял за открытые плечи. И на этот раз она не отшатнулась, хотя от его прикосновения по коже словно пробежали тысячи маленьких иголочек.
— Тебе холодно? — спросил он. — Может, принести плед?
Клео обернулась просто затем, чтобы сказать
«нет», ибо почему-то почувствовала неведомое прежде тепло. Джуд стоял близко, так близко, что даже сквозь ночные сумерки было заметно, что он совсем не так безжалостно холоден, как хотел казаться.
— Нет, спасибо. Все хорошо.
Она вернулась к бамбуковым креслам, поставленным полубоком к столику, и села, поигрывая приготовленным для нее бокалом.
Что-то зарождалось между ними, что-то очень важное, неизвестное, однако ей всегда следовало помнить, что их брак был сделкой. И в эту минуту Клео с досадой подумала, что мотивы брака наверняка вызывали подозрение с самого начала.
Решение ее проблемы зависело от того, найдет ли она мужа, которого дядя и тетя, ее опекуны, одобрили бы. Но стала ли бы она просить Джуда жениться на ней, будь он лысым и толстым, с приплюснутым носом и глупым как бревно? Это был вопрос, на который Клео предпочла бы не отвечать.
Клео шла по берегу у самой кромки воды, волны с приятной прохладой плескались у ее ног, а глубокая темнота ночи скрывала ее. В этот неурочный час ее никто не увидит. При мысли об этом она немного успокоилась и даже улыбнулась одними уголками рта, когда теплый ветер подхватил ее ночную рубашку и облепил прозрачным батистом ее тело.
Она не могла уснуть: ночь была жаркая, мысли путались в голове, вызывая боль.
Весь долгий вечер напряженность между Джудом и ею росла, оба чувствовали это, и Клео совсем смешалась. Ее «доброй ночи» прозвучало коротко и резко, гораздо суше, чем бывало. Она покинула террасу и побежала в комнату, чтобы побыть одной.
Но покой к ней не шел, и она выскользнула из дома на берег. В окне Джуда горел свет, и Клео задумалась, неужели и для него их брак, в который оба так расчетливо вступили, обнаружил странные и пугающие глубины, только сейчас выходящие на поверхность.
Ей никогда не приходилось думать о браке как союзе любящих. С тех пор как она потеряла родителей, она училась обходиться без любви и привыкла к мысли, что даже само это понятие ей чуждо. На краткий миг она вообразила, что влюблена в Фентона, — и влюбленность обернулась для нее страшной катастрофой. Очнувшись от мимолетного увлечения, она поняла, что ее переживания были естественной реакцией на годы самоотверженной учебы, отсутствие родительской любви, отсутствие в ее жизни легкомысленных развлечений. Они были необходимой, пусть и неприятной, ступенью ее взросления.