— Входите!
Голос получился гнусавым и каким-то сдавленным. А вы попробуйте сказать то же самое властным тоном, не разжимая зубов!
Заинтересованные лица явились в полном составе. Впереди шла леди Лавина Байт, ведя за руку пускающего слюни дебила с пустым взглядом. Тело виконта Ладиана переставляло ноги, но ему было все равно, кто, куда и зачем его ведет. Хуже ребенка, честное слово! Новорожденный хотя бы криком дает понять, что замерз, голоден, напуган, а он… Закричит, только если руку отрезать будут.
За этой парой, держась подальше друг от друга, шли Анджелин и леди Гемма. Ее опухшее лицо с мешками под глазами и следами слез напряглось, когда виконтесса заметила меня. До суда она меня не видела и пребывала в твердой уверенности, что труп некоего Згаша Груви, невольно причастного к ее беременности, гниет в крепостном рву, тишком сброшенный туда ее братом. Да и на самом суде мои интересы представлял мэтр Куббик, поскольку я не желал иметь с этим семейством ничего общего. Первый раз мы столкнулись лицом к лицу, когда некромантов вызвали расследовать смерть старого графа. Тогда казалось, что женщина вот-вот умрет от разрыва сердца, — такое у нее сделалось лицо. Не знаю, каких душевных сил ей стоило сохранить видимость спокойствия. Огромный живот, пятна на лице, большая грудь, переваливающаяся походка не оставляли никаких сомнений в ее положении. За ужином она еле держалась, слишком поздно узнав, что именно я буду вызывать дух ее бывшего супруга. Ей было страшно, а в обращенных в мою сторону взглядах было столько всего намешано… Негодование, страх, нетерпение, гордость, даже мольба: «Только не говори ничего!» — и угрозы: «А не то будет хуже!» Кому хуже, милочка? Да, я папа этого младенца, но пусть буду проклят, если испытываю к ребенку какие-то нежные чувства.
А все-таки, что ни говори, они были бы прекрасной парой, Анджелин и леди Гемма! Со стороны как-то виднее, но смотрелись бы плечистый красавец-граф и хрупкая девочка-женщина рядом просто замечательно. Однако внешний вид не всегда соответствует внутреннему содержанию. Мрачный сдержанный Анджелин обладал золотым сердцем и был истинно благородным человеком. А в душе красавицы Геммы не нашлось бы и капли душевного тепла и доброты.
— Прошу вас, миледи! — Я властным и гордым — хотелось бы верить! — жестом дал понять графине, что тело ее сына надо усадить в кресло. — И отойдите подальше. За пределы пентаграммы, иначе я ни за что не отвечаю!
Женщина сделала все. Тело ее сына — вот не получается даже думать про это как про бывшего виконта! — утвердилось в кресле. Дышит, моргает — но и только. Ничего, сейчас он у меня заговорит… Ой, как бы с отвычки не наговорил лишнего!