— Это не оправдание, — сказал он.
— Сейчас я судья, Лука, и говорю, что дурным это не было. Теперь послушайте меня. Многие люди говорят время от времени жуткую, злобную ложь, но друзья и члены семей по-прежнему любят их, восхищаются ими. Мы все иногда предаем людей. Кого вы предали? Свою страну? Своего короля? Скажите, что вы сделали, я скажу, безнравственны вы или нет, и, клянусь, буду молчать, если это было серьезное преступление. Скажите ради всего святого, что вы сделали?
— Вы не священник, чтобы я изливал вам яд своей души, — сказал Лука.
— Нет. Я целитель, посланный, чтобы вывести этот яд и вылечить вас.
— Какая разница?
— Не спорьте. Скажите.
Лука придвинул свой стул поближе к ее стулу, сел и негромко заговорил.
Спустя около получаса Лука впервые поднял взгляд на Рехину.
— Больше ничего вспомнить не могу, — сказал он и с удивлением увидел, что на губах у девушки дрожит улыбка, хотя глаза ее по-прежнему были подозрительно влажными.
— И это все? Ничего больше? — Она встала и обошла контору, прислушиваясь к звукам по ту сторону деревянной стены. — Если так, — сказала она очень тихо, — то каждого мужчину на площади, каждую женщину на рынке нужно повесить до наступления темноты. Вы бывали недобрым и бездумным, но и все мы тоже. Лука, вы очень добрый и очень глупый — либо так, либо я глупейшее существо на свете.
— Почему вы так говорите?
— Потому что я люблю вас, Лука, и если должна спасти вас от виселицы, я это сделаю.
Вернувшись, тюремщик зашел в соседнюю со своим кабинетом комнату.
— Привет, Пере, — сказал он человеку; работавшему там со счетными книгами. — Я зашел посмотреть, как там дела.
Подошел к стене и заглянул в небольшую дырочку от сучка.
— Они оба там, — сказал Пере. — Я слышу их голоса.
— Пожалуй, — сказал тюремщик, — в данных обстоятельствах дам им еще несколько минут. Он славный парень.
Даниель проснулся и обнаружил, что находится в кабинете врача и в среду; в воскресенье он все еще оставался в этом доме, тайком гулял рано утром или когда все укладывались спать, ел то, что приносила Ракель в разное время дня и ночи, и проводил долгие часы в негромких разговорах с будущим тестем.
— Я каждый день записывал происходящее, — сказал Даниель, — чтобы не забыть подробности, которые могут быть важными. Боюсь, многие из них совершенно незначительны, но если хотите, просмотрю их, посмотрю, что еще сумею там обнаружить.
— Превосходно, — сказал Исаак, — но я хотел бы, чтобы ты прочел мне свои записи, день за днем.
— С чего начать?
— С Мальорки, — ответил Исаак. — Думаю, то, что происходило на борту судна, можно пока оставить.