– Очнись же! Слышишь, он приехал! – раздался в другой комнате быстрый женский шепот. – Другого случая у нас не будет.
– А вдруг не выйдет?… Вдруг он не один? – глухо сказали мужским голосом.
– С кем же еще?
Ром знал, что люди не могут его видеть и слышать, и все-таки двинулся к комнате, откуда доносился шепот, на цыпочках. Предосторожность не была излишней.
– Там кто-то есть! – сказал женский голос.
Мальчик застыл у косяка в дверном проеме. В нескольких шагах от него стояла фигура в длинном платье. Не будь сердце Рома потерянным в океане, он бы содрогнулся: лунный свет, падавший на лицо стоявшей, смыл все черты и обнажил гладкий череп. В черных глазницах черепа, устремленных на мальчика, страшно медленно, как бы изнемогая от немыслимого напряжения, вращались два огонька. Они дрожали, будто две капли ртути, ищущие и не находящие покоя, силились разглядеть того, кто стоял в дверном проеме, но никак не могли.
– Кто может быть? Разве кошка, – сказал мужчина и тронул фигуру за руку. – Выйди на двор, посмотри – один ли он приехал.
Вспыхнула свеча. При ее свете череп скрылся под миловидными, хотя и несколько грубоватыми чертами лица молодой сельчанки.
– Я выйду, а ты приготовься, – сказала она и подала мужчине длинный нож. – Запомни: другого случая не представится.
– Иди же! – мужчина поморщился и тряхнул темной курчавой головой. – Свечка горит, он нас увидит.
– Как он войдет, не мешкай. – наставляла женщина. – Он будет без огня. А в этой темноте сам нож не различит: человек ли, теленок ли. – с этими словами она вышла.
Ее сообщник прислонился к стене. В одной руке он сжимал нож, а другой – беспрестанно вытирал лицо.
– Ну, как тебе нравится в доме мельника? – с вызовом поинтересовалась пуговица у мальчика. – Ты по-прежнему считаешь, что в овраге ему хуже? Конечно, там сыро… Там колючки… А пешком-то сколько идти?! Все ноги собьешь…
Послышались торопливые шаги, мелькнул огонек, и в комнату вбежала женщина.
– Он не приехал! – сказала она, переводя дыхание.
– Как не приехал? А где ж он?
– Не знаю. В повозке никого, лошадь нераспряженная. Не иначе что-то стряслось.
– Стряслось? По дороге с ярмарки? – промолвил курчавый и медленно прошелся по комнате. – При нем ведь большие деньжата на обратной дороге имелись. Может, его кто-то до нас? А? На дорогах-то нынче шалят.
– Да кто знал?
– Стало быть, – знали. А виноватыми-то мы выйдем. И так об нас по всей округе толкуют. Теперь зазря пропадем! Я ухожу! – мужчина бросил нож и двинулся к двери.
– Постой, я с тобой! Я больше здесь не останусь! Куда хочешь с тобой пойду! – она бросилась на грудь курчавого, прижалась к ней и при этом посмотрела на Рома невидящими, но полными ненависти глазами.