— Это было замечательно…
Марк улыбнулся:
— Устала? Сил на кофе с коньяком у тебя хватит?
— Вполне. — Алекса тоже улыбнулась.
— Прекрасно, — кивнул Марк. — За кофе и поговорим.
— О том, как нам подменить статую? Марк, я только об этом и думаю. Конечно, такие вещи нельзя планировать, но…
— Я вовсе не это имел в виду, Алекса. Я хотел поговорить о том, что произошло на Кавосе… — Марк подозвал официанта и заказал кофе и коньяк. Заказ почти тотчас же принесли, и он, немного помолчав, вновь заговорил: — Да, я хочу поговорить именно об этом, о нас с тобой… Поверь, Алекса, я вовсе не собирался воспользоваться твоим добрым отношением ко мне. И я не воспользовался. Ведь мы с тобой взрослые люди. Нас влекло друг к другу, и это не имело никакого отношения к моему заданию.
— Не имело отношения?
— Ни малейшего. Ты должна мне поверить, иначе разговор не имеет смысла. Ты была… очень дорога мне. И по-прежнему дорога. — Он посмотрел ей в глаза. — Ты мне веришь, Алекса?
Она молча кивнула.
— А когда мы занимались любовью…
Алекса отвернулась.
— Нет, смотри на меня, — потребовал Марк. — Когда мы занимались любовью, между нами существовало нечто большее, чем страсть. Это было настоящим чудом.
— Тогда почему ты не сказал мне правду?! — воскликнула она. — Почему ты позволил лжи стать между нами?
Марк потупился.
— Потому что я хотел… Я хотел сохранить то, что нашел.
— Но ты ведь понимал, что это невозможно, не так ли?
Марк промолчал.
— Да, ты прекрасно все понимал, — продолжала Алекса. — Твоя работа не оставляет места личным отношениям. Когда все закончится, ты вернешься в Англию, а я останусь на Кавосе. Я права?
— Да, ты права, Алекса. — Он накрыл ладонью ее руку. — Но прежде, чем я уеду, я хочу восстановить наши добрые отношения, а этого не случится, пока ты не простишь меня, не простишь мне ложь и обман.
В глубине души она уже простила его.
— Когда мы расстанемся, Алекса, мы должны сохранить добрые чувства…
— Мы сохраним их, — прошептала она.
Марк вздохнул с облегчением. Разумеется, ему не хотелось думать о том, что им придется расстаться, но теперь он знал, что не будет мучиться, вспоминая об этой женщине.
— То, что произошло между нами… это было настоящим, истинным — во всяком случае, для меня, Алекса.
— И для меня, Марк.
Алекса почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы, но она сдержала их и заставила себя улыбнуться.
…Они шли по тихим ночным улочкам, шли молча, потому что молчание сейчас вполне их устраивало, — оба понимали, что разговорами могли бы все испортить. Лишь когда они поднялись в номер Алексы и зажгли свет, Марк наконец заговорил: