— Папа, ты допустил ошибку — я разглядела это практически сразу — в нижнем правом углу полотна.
Он покачал головой и отмахнулся от нее, словно она сморозила какую-то глупость.
— Нет, нет, дорогая, ты ошибаешься. На этой картине нет никаких ошибок.
— Нет, я не ошибаюсь. Я слишком хорошо знаю кисть Ренуара. Ты сделал ошибку. И она дорого нам обойдется.
— Нет! — Он опять покачал головой, на этот раз более энергично. — Припомни, у тебя был приступ. Видимо, из-за этого твой зоркий взгляд мог тебя подвести. Да, наверняка все так и было. У тебя всегда в таких случаях слезятся глаза.
— Возможно, ты и прав, — сказала Жюли, вспомнив несвойственную ей реакцию на Джоуна. — И если ты прав, то я тем более обеспокоена, потому что твоя ошибка была очень очевидной.
Отец поднял со стола столовый нож и раздраженно постучал им по масленке.
— Моя рука так же верна мне, как и раньше. И глаза мои прекрасно видят. И на сегодняшний день никого в этом деле лучше меня нет. Никого! — самодовольно сказал он.
Жюли вздохнула, но решила не сдаваться.
— Папа, выслушай меня. Только действительно выслушай. Я много раз говорила тебе, что подделывать произведения искусства и выдавать их за оригиналы — исключительно неблагородное занятие. Рано или поздно оно приводит к плачевному концу.
— А, ерунда! Никого это не задевает. Что тут такого?
Она постаралась сохранить самообладание и не сорваться на крик.
— А дело в том, что владельцы картин, которым ты подменяешь подлинные шедевры на свои копии, лишаются настоящих произведений искусства. И все это незаконно.
— Но у них остаются мои полотна, которые так же хороши, как и оригиналы, а порой даже и лучше.
Ей показалось, что его чрезмерное тщеславие граничит с безумством.
Она уже пробовала убеждать, умолять, кричать и даже плакать, но ничто не помогало. Жюли никак не могла достучаться до отца и заставить его понять, что же на самом деле происходит. Со смертью матери Жюли он с каждым днем все больше и больше отдалялся от реальности, погружаясь в свой собственный мир, наполненный шедеврами мировой живописи. Нет, он не заблуждался и не питал никаких иллюзий. Он был одержим, и Жюли ясно понимала, что с одержимостью, тем более беспричинной, спорить невозможно и бесполезно.
Но сейчас она просто обязана пробиться сквозь все заслоны и доказать ему, что он не прав.
— Хорошо, папа, давай забудем о том, что совсем недавно говорилось здесь, о том, кто прав, а кто виноват. Подумай о себе. Твои руки уже теряют прежнюю сноровку.
Тут Жюли увидела, как отец начинает меняться в лице, и поторопилась продолжить дальше, пока не заговорил он.