У каждого из бальзамировщиков есть свои секреты, передаваемые от отца сыну, но в основу большинства бальзамических составов входят ароматные масла, вода из Элефантины, сода из Эйлейтфиаполиса и молоко из города Кимы.
Конечно, это обходится недешево, и далеко не каждый житель Фив может после смерти рассчитывать на такое дорогое погребение. Беднякам остается полагаться на сухой нильский климат и предохраняющий от гниения песок, в котором их хоронят.
Стены мастерской были расписаны соответствующими рисунками: яркой охрой и черной краской из страны Нуб на них были изображены сцены загробного суда и Царства Мертвых.
Великий Осирис восседал на алебастровом троне, перед ним Анубис с головой шакала взвешивал сердце покойного на золотых весах справедливости, положив на другую чашу весов изображение богини истины Маат.
В стороне ожидало поживы страшное чудовище Амт – огромный лев с головой крокодила. Ему на съедение достаются души грешников, тех, кто в земной жизни не был терпелив и покорен, крал или посягал на имущество храмов или великого фараона.
По другую сторону покачивалась на волнах погребальная ладья, на которой увозили на блаженные поля иару души чистых сердцем.
На другой стене мастерской яркими красками были нарисованы сцены бальзамирования трупов. Двое тарихевтов, одетых, как и Сехмен, в кожаные передники, покрывали тело мертвеца смолами, обертывали его полотняными бинтами и почтительно погружали в расписной деревянный саркофаг. Должно быть, эти рисунки напоминали мастеру правила выполнения его мрачной работы.
Тарихевт почувствовал присутствие постороннего человека и повернулся к Шаамеру.
Увидев знакомого жреца, склонился в низком поклоне и проговорил:
– Что тебе угодно, досточтимый? Неужели скончался кто-то из великих жрецов Дома Чисел и вам понадобились скромные услуги такого бедняка, как я?
Шаамер хотел ответить, но на него накатила волна слабости, он покачнулся и медленно сполз по стене на глиняный пол мастерской.
Вскоре, однако, он снова пришел в себя.
Тарихевт озабоченно склонился над ним, протирая лицо больного губкой, смоченной в ароматном настое.
– Ты болен, жрец! – проговорил он, увидев, что Шаамер пришел в себя.
– Ты не сказал мне ничего нового! – с горькой усмешкой ответил ему Шаамер. – Вот если бы ты сказал, что я выздоровел…
– Это скверная болезнь, – продолжал Сехмен, покачав головой. – Я видел, как от такой болезни умирают нечестивцы, нарушившие покой могил. Но никогда мне не доводилось видеть, чтобы такая болезнь поразила досточтимого жреца, чистого сердцем!