– Люба, ты ли это? – спросила я, подходя.
От звука моего голоса она вздрогнула и сделала попытку отпрянуть в сторону. Но Бонни ей этого не позволил. Люба поглядела на Бонни, взгляд ее малость прояснился, она перевела его на меня и пробормотала:
– А, это ты…
Было такое впечатление, что она находится в полной прострации. Может, все-таки наркотики?
– Ты вообще-то помнишь, кто я такая? – спросила я.
И, не дождавшись ответа, продолжала более агрессивно:
– Где ты пропадала весь день? Собаку бы хоть пожалела, она извелась вся, соседка уже милицию вызывать собралась.
– Милицию? – Люба неожиданно усмехнулась. – Вот это она зря, милиция со мной уже в большой дружбе. Жить они без меня не могут, говорят, что очень я на роль убийцы своего мужа подхожу!
– Так тебя менты, что ли, прихватили? – догадалась я. – На допросе была?
– Я боюсь! – Люба вдруг заплакала жалостно. – Василиса, если бы ты знала, как я ее боюсь!
– Кого? – спросила я, уже примерно представляя ответ.
– Там у них такая… следовательша, сама бледная как моль, глаза голубые, прозрачные, голос скрипит, как ворота на морозе…
– Лизавета Кудеярова? – в полном восторге спросила я. – Ну, подруга, тебе повезло!
Люба была в таком шоке, что даже не спросила, откуда я знаю следователя Кудеярову.
А знала я ее не понаслышке. В свое время, когда меня обвиняли в убийстве любовницы моего бывшего мужа (тогда еще настоящего), мне пришлось побеседовать по душам с Кудеяровой[4]. Впечатление от ее методов ведения следствия осталось самое неприятное. Так что сейчас я Любу вполне понимала.
– Вот что, пойдем-ка домой, там собака волнуется! – И я потащила ее во двор.
Соседка наверняка подглядывала за нами в «глазок», заметила, в каком Люба виде, и уверилась, что она сильно зашибает. Я еле сдержалась, чтобы не показать «глазку» язык.
Энджи от горя сделала лужу возле двери, куда мы все трое и вляпались. Это стало последней каплей. Я подхватила собак и побежала вниз, крикнув Любе, чтобы шла следом.
Она появилась через пять минут – сняла жуткое черное пальто, наскоро расчесала волосы и умылась.
– Водки больше не дам! – решительно заявила я. – Ты напьешься и заснешь, а нам надо поговорить. Вот, держи, – я протянула Любе пачку сигарет, она благодарно кивнула.
Собаки дотащили нас до своего пустыря, там мы отпустили их побегать, а сами уселись на поваленное дерево. Люба закурила неумело, что, несомненно, говорило в ее пользу, и начала рассказ.
Проснувшись утром после вчерашних обильных возлияний, она вспомнила только, что муж ее, Петр Кондратенко, убит, что милиция пока не может сказать, кто это сделал, но что ее жизнь, как это ни прискорбно признавать, теперь изменится к лучшему.