Сумерки рассеялись. Глазам сразу притихших зрителей открылась просторная комната. Ее обстановка свидетельствовала о болезни кого-то из обитателей дома – везде банки, пузырьки с лекарствами. Сквозь плотные шторы почти не пробивался свет. На огромной, едва ли не в половину сцены, кровати обложенная подушками лежала Старуха. То ли от слов Чиновника, то ли от дурного сна, она проснулась и безуспешно попыталась приподняться на постели.
– Что?.. Зачем… Опять… – забормотала она. – Опять это. Проклятый арап! Который час? Эй! Да есть там кто-нибудь?!
Чиновник, убедившись, что Старуха проснулась, ушел, не обращая внимания на ее крики. Появились Сиделки – сразу четыре, так было задумано режиссером, – и спектакль стал набирать обороты. Старуха – Идалия Григорьевна Полетика, восьмидесяти трех лет от роду – вспоминала молодость, балы, интриги, влюбленности. И перед ней, как живые, появлялись те, кто уже давным-давно покинул этот мир. Сперва Павел узнавал знакомые лица, а потом перестал. Это были уже не Юля и не Долинина, не Петя и не Макс Рудаков, но обворожительная Идалия, влюбленный поручик Савельев, блестящий кавалергард Жорж Дантес…
Когда закончилось первое действие и занавес закрылся, Павел вдруг понял, что просидел больше часа, ни разу не поменяв позы, вцепившись в подлокотник кресла так, что онемели пальцы.
В антракте, не в силах поддерживать вежливую беседу и выслушивать мнения о спектакле, он пробрался за кулисы и замер в каком-то закутке. Всем было не до него: актеры бегали, говорили что-то непонятное, кто-то с кем-то ругался, на Павла никто не обращал внимания, пока не наталкивался на него, как на мебель, стоящую в неположенном месте. Павел сбежал и оттуда, вышел на улицу через служебный вход и курил в каком-то углу, пока вахтер не позвал его обратно, потому что уже дали третий звонок.
Пробираясь на свое место в темноте и ругательски себя ругая за опоздание, Павел прислушивался к голосам, про которые однажды рассказала ему Юля – она начала их слышать даже раньше, чем надумала писать пьесу, после того, как прочитала случайно попавшуюся в руки книгу о событиях тысяча восемьсот тридцать седьмого года.
– Наталия Николаевна Пушкина, с душевным прискорбием извещая о кончине супруга ее, Двора Ее Императорского Величества камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей в 29-й день сего января, покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела его в Исаакиевский собор 1 числа февраля в 11 часов до полудня.
– Граф Фикельмон явился на похороны в звездах; были Барант и другие. Стену в квартире Пушкина, говорят, выломали для посетителей.