Услышав эпитет «уважаемые», как минимум половина визитеров заметно вздрогнула. Затем воспоследовало короткое совещание, и вперед вышел очень пожилой человек, похожий на какого-то библейского персонажа:
— Ваше величество! Меня зовут Иегуда бен Лейб, я — старшина нашей общины в этом городе. Мы принесли вам в дар вот это…
По знаку старика вперед вышли четверо мужчин и положила передо мной какой-то сверток. Ну-ка, и что у нас там?.. А-аф-ф-фигеть!..
На развернувшемся с шуршанием полотне лежал клинок, отливавший в неярком лондонском полдне голубым цветом. Плавно искривленный, с простой, но изумительно красивой рукоятью, он словно сам просился в руки. Я благоговейно поднял его и вдруг, повинуясь внезапному порыву, поцеловал…
— Ах!
Это еще что? Ага. Маша и Беатриче меня все же отыскали, и теперь моя ненаглядная супруга стоит, всем своим видом выражая неудовольствие от того, что я опять от нее удрал. А вот Беатрис… Она смотрит на меня так, словно видит меня впервые…
— Что вас так изумило, моя добрая леди?
— Ваше высочество, — она с видимым усилием подбирает слова. — Не так давно вы говорили, что память о годах, проведенных на Востоке, тяготит вас, но вместе с тем вы все время следуете восточным обычаям…
— Ну… Разве этот клинок не достоин поцелуя? — Господи, да что же еще ей сказать? — Он похож на Марион: столь же красив и изящен, сколь и верен. И я явно не смогу с ним расстаться…
Маша приятно розовеет от моих слов, а Беатрис вновь удивленно качает головой и отводит глаза…
Все тот же Иегуда бен Лейб словно из воздуха извлек какой-то футляр похожий на ящик, или ящик, похожий на футляр, и с низким поклоном протянул его Марусе:
— Ваше величество! Этот дар — для вас! Мы, правда, боимся, что могли не угадать ваши предпочтения…
Но Манька их уже не слушала. Она быстро схватила футляр-ящик, распахнула его, начала в нем копаться и… В воздухе повис самый восторженный девичий писк, который мне когда-либо доводилось слышать. И что же такого ей подарили?
Подойдя поближе, я с недоумением уставился на содержимое ящика-футляра. Очень красивый флакон или сосуд и какая-то шкатулка, тоже очень красивая но… Но вот то, что лежало в этой шкатулке привело меня в состояние полнейшего ступора.
В шкатулке слоновой кости — а надо думать, это была именно слоновая кость! — богато украшенной золотыми накладками и гранеными сиреневыми камушками лежали… леденцы! А-ахренеть!..
Судя по виду оплывшего и слипшегося монпансье, дата выпуска этих «конфектов» ну никак не ближе, чем полгода тому назад. Интересно: тут все леденцы в такую тару расфасовывают, или это только у еврейских кондитеров ум за разум зашел?