В селах, где мы останавливались, никто толком о происхождении этого слова ничего нам сказать не мог. Но вот на вишневой окраине райцентра Васильевка мы познакомились с местным старожилом Иваном Васильевичем Ткаченко. Он представился нам бывшим баянистом «в почете», который был кумом раз сорок. О чумаках веселый степняк в брыле с лихо загнутыми полями заговорил так, будто не раз ездил с ними к морю.
— Слово это, не сомневайтесь, состоит с двух частей, — авторитетно подняв вверх корявый палец, заявил он. — В степи раньше маков было, что тебе сейчас соняшников. Ось тоби и одна часть — «мак». Ехал чумак, залюбовался их цветом. Хотел как-то выразить свой восторг, но то ли от красоты невиданной, то ли от ветра, то ли от лени в его дыхание сперло. В голове сплестнулось: «Чудовый мак!», а с губ злетило: «Чу... мак!» Между прочим, вот этого «чу», «че», «чо» много и в татарских разных названиях. Така вот клопотень выходит.
«Як вол пристае, в чумака ума не стае»
Завели мы с Иваном Васильевичем разговор и о чумацком транспорте. И тут он оказался докой. Вспомнил волов, на которых из плавней раньше привозили дрова и сено, а по полям развозили воду.
— И пахали на них — будь здоров, и по разным надобностям куда надо ездили. А рога в их булы, шо тоби два серпы... та куда там — бильше! Тюк якись положишь между рогов и всех тебе делов...
О волах в селах вспоминали многие. Они были незаменимы в хозяйстве. Со временем их становилось все меньше и меньше, и уже того, кто держал рогачей, не называли по имени, а говорили: «Это тот, у кого волы». (Примерно в это же время первые владельцы велосипедов на селе также удостаивались уважительного: «Этот тот, у кого велосипед».)
«Сколько он не добыл, волы нужды проезжих не разумели, и тогда-то я вспомнил, что лучше в Сибири ездить на собаках, нежели в Малороссии на волах, которые по великодушию своему что с плутом, что с тележкою равно ступают», — отмечал в дневнике один из путешественников прошлого. Гость, возможно, спешил, поэтому его так раздражала медлительность животных, однако степняки, которые привыкли к размеренной неторопливой жизни, ценили в них прежде всего выносливость и неприхотливость. Для чумаков же вол, что для бедуина верблюд (верблюдов, кстати, в Крыму в таврических степях нередко использовали как тягловую силу). В народе говорили: «Воз ломается — чумак ума набирается, а як вол пристав, то ни здоровья, ни ума не стае».
Волов для дальнего путешествия выбирали особенно тщательно. Тут все учитывалось: и масть, и упитанность, и величина рогов, и толщина ног, и состояние копыт. О том, какую роль играли волы в жизни чумаков и вообще селян, можно судить по их народным названиям. «Безприпорый» — вол, не имеющий возвышения в конце шеи, на которое опирается ярмо; «косьмина» — вол, у которого один рог вперед, а один назад; «заяц» — с прямыми, толстыми и поднятыми вверх рогами; «постол» — вол с широкими копытами; «буян» — капризный вол; «вертун» — хитрый вол; «коваль» — плохой в ходу вол; «блындарь» — вол, который кривит ногами; «швейнога» — вол, у которого задние ноги в коленях цепляются одна за другую; «гостяк» — худой вол; «караман» — черный вол; «кислица» — упрямый вол. «Забильняком» у чумаков назывался запасной вол.