Александр Иванович напомнил еще, что дом, в котором мы жили, стоит частью на болоте, частью на месте винно-соляного двора, частью на кладбище.
—Значит, навестили старые места?— спросил меня Александр Иванович так, будто перед ним сидит все тот же мальчик из 1939 года.
— Да. В подвал я проник первым. Поблуждал. Осмотрелся. Не скрою, и напугался в какой-то степени.
— Потом позвали друзей? — сказал он, ожидая моего рассказа.
— Олега... гм... простите, если с учетом вашего НИИ, то теперь профессора, доктора наук, преподававшего в ФРГ и даже на их родном языке — Олега Владимировича Сальковского, ну и Леву, конечно.
Научные сотрудники НИИ дали понять улыбками, что полностью оценили «титулованность» Олега.
— Значит, вы все-таки искали подземный ход? — как бы настойчиво Фролов требовал продолжения рассказа.
— Искали. И мне кажется, с достаточным упорством. Может подтвердить дневник Левы Федотова.
8 декабря 1939 г.
«...Только мы вышли на площадку, как нам в глаза бросилась фигура человека, стоявшего недалеко от склада.
— А, черт! — проскрежетал Мишка.— Вахтер. Вечно он здесь околачивается.
— Сделаем вид, что мы хотим просто пройтись по садику к воротам и выйти на набережную,— предложил Сало.
Беззаботно посвистывая, мы спустились в садик и двинулись по направлению к воротам на набережную между вахтером и складом, прилегающим к церкви...
— Скорее,— шепотом поторапливал нас Мишка.
Мы быстро завернули за угол церкви и подошли к началу каменной лестницы. Дальние ступеньки расплывались в жуткой темноте, и нам казалось, что перед нами бездонная пропасть. Там даже и ступенек не было, вернее, они от времени успели совершенно истереться.
— Пошли,— шепнул Михикус, нагибаясь, и начал осторожно и быстро скользить вниз. Мы с Саликом последовали за ним.
У меня сильно колотилось сердце, я задерживал дыхание.
Наконец мы предстали перед полукруглой дощатой дверью, состоящей из двух створок. Доски были высохшие и серые от старости. Первые слова принадлежали Мишке. Он сказал нам шепотом:
— Идите за мной. Я тут все знаю.
Осторожно приоткрыл створку двери. Послышался слабый визгливый скрип. Мы замерли, но в следующее мгновение уже протискивались сквозь дверные створки. Теперь нас никто не мог заметить — мы окунулись в беспросветную темноту первого подвала, входящего в состав обширных подземелий скуратовской церкви. Мои зрачки широко раскрылись, но я видел перед собой только лишь угольную темень.
— Плотно закрой дверь,— услышал я голос Мишки.
Дверь скрипнула, и узкая темно-синяя полоса неба совершенно исчезла. Я ощутил резкий запах не то плесени, не то пыли, не то старых каменных осыпавшихся стен. Под ногами мы почувствовали слой мягкой трухи, похожей на рваные тряпки или паклю.