Мы вздрогнули.
— Тише! — прошептал Мишка, закрыв рукой пламя свечи.
Но тревога оказалась ложной: все было спокойно. Олег осторожно взялся за дверцу и потянул. Послышался слабый писк и скрежет. Я стиснул зубы и сжал кулаки. С кряхтением и вздохами дверца отворилась, а за нею я увидел кромешную темноту. В лицо дунуло какой-то подозрительной сухостью.
— Я зажгу свою свечу,— сказал Олег,— и полезу с ней.
Сейчас, когда мы смотрим на фотографии этих ребят из правительственного Дома на набережной, поражает, что их облик ничем не отличается от облика обычных дворовых ребят довоенной Москвы. Особенно в этом убеждает фотография Светланы Аллилуевой с автографом отца, вождя народов.
Слева направо: Светлана Аллилуева, Лева Федотов, Юра Трифонов с сестрой Таней; и рисунок Дома на набережной, сделанный Юрой Трифоновым в школьные годы.
Подвал озарился лучами двух свечей.
— Будет иллюминацию устраивать,— сказал громко Сало, забыв обосторожности.— Туши свою! Нам экономить нужно!
Мы замерли от его громового голоса.
— Тише ори! Огрызнулся Мишка.— Эко орет. Услышат ведь. Зажги свою розовую свечу,— сказал он мне.— А то Олег сейчас влезет, и мы останемся в темноте. Я полезу за ним, а ты за мной.
Моя свеча вспыхнула как раз вовремя: Сало в это время просунул свою руку с горящей свечой в отверстие двери и сам с кряхтением втиснулся туда. Его грузная туша заняла все пространство в открытой дверце, так что мы видели только нижнюю часть туг^аища и ноги, бессильно скользящие то полу.
— Тише, тише,— шепнул Мишка.— Скорее!
— Да погоди,— услышали мы приглушенный голос Салика.
Наконец остались только его башмаки. Тогда Мишка потер руки и, нагнувшись, пролез в дверь. Я остался в зале один. Услышал из-за дверцы голос Михикуса:
— Лезь сюда за нами.
Я задул свечу.
Подвал погрузился в полный мрак, лишь узкий луч света падал на пол из открытой дверцы. Я плюнул беззаботно, скрипнул дверцей и на четвереньках пролез вперед. Когда приподнял голову, то увидел только сухие серые кирпичные стены узкого коридора и брюки Мишки — он стоял во весь рост, а я еще находился почти в лежачем положении.
— Закрой дверь,— шепнул Мишка.— Только как можно плотнее.
Я изогнулся, втянул ноги в коридор и, взявшись за край дверцы, затворил ее. Она захрипела и с писком повернулась. Кое-как подвел ее к стене и услышал вопрос Михикуса:
— Плотно закрыл?
— Плотно,— ответил я тихо. С этими словами я напряг мускулы ног и выпрямился во весь рост. И вы знаете, друзья мои, где мы находились? Мы находились в страшно узком, но очень высоком проходе. Он был до того узким, что в нем можно было стоять только боком, повернув влево или вправо голову, иначе мы бы терлись затылками и носами о стены.