— В чем символ вашей веры?
— Исмаилиты считают, что бог троичен и главным его воплощением является Аликуль — Мировой разум...
Да, это так: исмаилизм — уцелевшие в суровых ущельях до наших дней отголоски древнего учения гностиков, легко усвоенные памирцами благодаря их буддийскому и древнеиран-скому наследию эпохи Великого шелкового пути. Но вобрал он также и древние обычаи почитания священных рощ и источников, один из которых — перед нами.
Раздевалка — домик с холодным мраморным полом — сооружена прямо над пропастью, ладный мостик со ступенями ведет к небольшому бассейну в толще скалы, куда из трещин хлещет теплая безвкусная вода. Над бассейном клубится в холодном горном воздухе пар.
Ихбос плюхается в бассейн и машет рукой:
— Давай сюда!
Вода — как парное молоко, теплая и в то же время освежающая, не хочется вылезать. Однако пора покинуть древний источник: сегодня я должен двинуться дальше.
Шелковый путь — дорога, на которой не останавливаются!
Убежище в горах
То между осыпей шел,
то вдоль потоков седых.
Носир Хосров
В кузове грузовика я отправился в поселок Лянгар, что стоит в сорока километрах от Ямчуна, в самом начале долины. Там я предполагал остановиться у Зурбека Муллоева, старого учителя истории, адрес которого мне дал Ихбос.
Добравшись до Лянгара, я спросил нужный мне дом у людей, обрабатывавших огород, и направился по пыльной дороге, лежащей на высоте трех тысяч метров, мимо похожего на многопалую кисть утеса, где некогда располагалась старая русская застава. Огромная гора расщепляла долину надвое: направо шла населенная теми же ваханцами, но афганскими, долина Вахан-Дарьи, ведущая к перевалу Барогил, а через него в Читрал и Индию; налево лежал пограничный каньон реки Памир.
Огражденный высоким дувалом с добротными железными воротами, дом Зурбек-Шо выходит прямо на крутую серпантину дороги, ведущей на Восточный Памир. Я приоткрыл ворота и оказался в пустынном солнечном дворике. Выглянула и исчезла испуганная ребячья физиономия, пробежала девочка, прижимая к груди кошку. Тишина...
Старого учителя я нашел на веранде, где он, лежа в исподнем на кошме, отдыхал после работы на «хошаре» — всем селом строили дом его старшего сына Мулло, учителя биологии. На этот раз возвели стены. Потом сообща будут класть стропила, хозяин же должен в благодарность угостить и напоить односельчан.
— Садись, чай пить будем, — пригласил меня Зурбек, слегка вялый оттого, что сам тоже немного угостился брагой. — Сейчас они придут, все сделают.
Он имел в виду снох.