Он смеялся вместе с ней, обняв ее. Его глаза говорили обо всем.
Обхватив руками его шею, Джейми заговорила спокойно, почти торжественно.
— Ты сделал это, Эдвард Рокфорд. Это твоя заслуга.
— Нет, Джейми, — мягко сказал он. — Ты сделала это сама. В глубине твоей души всегда жило это: счастье, отвага… — он состроил ей гримасу, шевеля бровями, — и необузданная свободная женщина.
— Но это ты разбудил ее, окликнул по имени. И я благодарна тебе за это. И не спорь, — добавила она, снова целуя его.
— Последнее, что я хочу делать, — это спорить. Я наспорился на всю оставшуюся жизнь.
— Но не здесь. Не сейчас. Не со мной, — проникновенно сказала она, целуя его подбородок, пульсирующую ямку на шее. Сунув руки ему под рубашку и проведя ими по его груди, она почувствовала, как напряглись его мышцы, как он задержал дыхание.
— Пойду за одеялом, — сказал он.
— Я буду твоим одеялом, — шепнула она и, не раздумывая, стянула свою спортивную рубашку и расстегнула джинсы. Легкий ветерок и теплое солнце ласкали ее обнаженную кожу. Она чувствовала себя грешной и свободной, свободной от запретов, от страхов, от боязни лежать обнаженной со своим любимым на глазах всего мира. Когда Эдвард разделся, она стала целовать его тело, каждый кусочек этого золотого тела, каждый изгиб мышц, каждый сустав. Она касалась его плоти, впитывая ее красоту, удерживая в памяти, открывая прекрасное глазами художника и прикосновением любовницы.
Время остановилось для нее, точнее, она ускользнула от времени в безвременное пространство бытия, прикосновений, чувств и любви. Солнце сияло. Трава была свежей и мягкой. Она была здесь, сейчас. И он был здесь, сейчас. И это было единственное, что существовало… и Данте.
— Нет, Данте, не сейчас. Беги за дичью!
Сосны бросали длинные тени через холмы, на восток. Было уже поздно. Оба они устали, проголодались, но им лень было пошевельнуться.
— Надо бы нам собираться, — сказал Эдвард, вытянувшись на спине.
— Я знаю, — ответила Джейми, голова которой покоилась на его животе, а одна рука — на его теплой груди.
— Наверное, уже шесть или полседьмого.
— Не знаю. Я забыла свои часы.
— Я тоже.
Поднявшийся ветер шевелил макушки сосен. У ног Эдварда лежал Данте. При звуке их голосов он тяжело забил хвостом, утрамбовывая сосновые иголки.
— Почему ты назвал его Данте? — спросила Джейми.
Эдвард помолчал мгновенье. Потом тихо сказал:
— Потому что он прошел вместе со мной несколько кругов ада.
Джейми почувствовала, как боль кольнула ее сердце: Она повернулась на бок, прижавшись щекой к его голой груди.
— О Эдвард, прости. Я на время забыла о том, что существует что-то еще помимо этого места и этого момента.