Я никогда не мог напиться вдребезги — странный выверт перекроенной «Шивой» физиологии — но адреналиновый отходняк выматывал меня круче любого похмелья. Тело стонало, само не сознавая, что ему больше необходимо — страшный выброс боевых гормонов, ставящий тебя на одну доску с Зевсом и Тором, опьяняя тебя ощущением всевластия, или же покой — когда ты хочешь забиться в самый дальний уголок этого мира и лет триста лежать там побитой собакой.
Я с сожалением посмотрел на полоску фольги с углублениями желатиновых капсул, лежавшую перед оправленным в серебро зеркалом и отвернулся.
Для меня «вихрь» служил инструментом, таким же как пистолет или собственное тело, и покуда наркотик не мог меня побороть.
Как впрочем и я — его.
Я свесил ноги с кровати, задумчиво посмотрел на лежавшую рядом девушку, нежно поглаживающую складки простыни. Симпатичное лицо в обрамлении золота длинных прямых волос… Я отвернулся.
Когда действие стимулятора проходить, человек превращается в бревно. Он в состоянии мыслить, соображать и двигаться тоже. Как робот или зомби, с чёрной дырой в душе.
Плата за всемогущество, длящееся пять минут субъективного и секунд тридцать объективного времени оказывается слишком велика. Несколько минут власти над миром оборачиваются сутками депрессии. И взорванной гормональной системой.
Я могу себе это позволить.
Из памяти выскакивали воспоминания — как стоп-кадры видеозаписи. Я помнил, что девушка — Эллин, Эйлин? — привезла меня к себе домой, но я особо не возражал — мне было всё равно.
Потом мы занимались чёрт знает чем, и уснули только под утро.
«Вихрь» вытрясает душу и тело. Жаль только, что на низшую физиологию он не действует совсем.
Не было бы так противно.
Утопая по щиколотку в ковре, исправно вычищающем из комнаты углекислоту и вновь отпускающем кислород на волю (интересно, неужто продажа дамского белья приносит такие доходы?) я подошёл к шторе, прикрывающей окно и сдвинул её в сторону.
Как и ожидалось, я увидел только компьютерную симуляцию какого-то горного пейзажа с высоты птичьего полёта.
Я хмыкнул. Мы, жители городов, размеры которых превышают все разумные соображения — сможем ли мы увидеть что-то ещё, кроме серого бетона и никелированного металла, углов и прямых линий иначе как на картинке?
Не знаю.
А может быть, это и не важно. Мы живём в коллективной, по последнему слову техники выстроенной могиле, модернизированной, электронной, построенной из стали, бетона, стекла и пластика, и даже небо смотрит на нас квадратиками свинца, которые видны со дна колодцев, образованных утёсами башен-модулей. Да и эти квадратики за переплетениями дорожных развязок, проводов и рекламных щитов видны не везде.