— Захожу на посадку! — сквозь помехи в эфире снова пробился голос Петра.
«Господи! — поклялась себе Лена. Если он останется жив, я буду его женой...»
В кабине поврежденного бомбардировщика находился американский полковник. Он летел в качестве пассажира попросил, чтобы его подбросили до Нома. Никто в экипаже не разговаривал по-английски, Гамов жестами объяснил американцу, что у самолета сломалась передняя «нога». Полковник понял, кивнул головой.
Чтобы пассажир не ударился при аварийной посадке, бортмеханик Алексей Крисанов привязал его ремнями на штурманском сиденье. А сам штурман Василий Сверчков пролез вместе с радистом Петром Пелагейченко и бортмехаником через проходной люк к стабилизатору. Командир дал эту команду на четвертом развороте, чтобы изменять центровку. Американца в «хвост» самолета он не послал — тот был полный, мог не пролезть через люк, да и объясняться с ним, не зная английского, было тяжело.
Б-25 вышел на прямую. Капитан Гамов отключил оба мотора, поставил винты во флюгер и пошел на снижение. Рассчитал он точно: коснулся колесами в самом начале полосы.
Пока скорость была большая, рули держали самолет. Но вот она стала понемногу гаснуть, и бомбардировщик начал опускать нос. Стоило ему хоть раз «клюнуть» землю, он бы сразу перевернулся. По этой причине и тормозить было нельзя.
Когда Б-25 пробежал почти половину пути, отделявшего его от обрыва в реку, оба «доджа» с натянутыми канатами тронулись с места. Они синхронно перемещались вдоль полосы по ходу движения самолета.
Все внимание Петра Гамовя было сосредоточено на штурвале и рулях, которыми он пытался удерживать нос до последней возможности. Поэтому летчик не успел заметить, как американцы закинули с «джипов» канаты на оба киля бомбардировщика. Он только почувствовал сильный удар и удивился, почему не стал виден горизонт.
Б-25 замедлил бег, но продолжал двигаться вперед, таща за собой военные грузовики. Так они втроем катились почти до самого берега Тананы. Лишь на краю обрыва самолет замер с задранным носом, словно вздыбленный конь, занесший передние копыта над пропастью. Его удержали канаты, заброшенные с «доджей» на хвост.
Выскочившие из грузовиков американские техники подставили упоры под переднее шасси. Петр открыл люк, выпустил через него лестницу и первым сошел по ней. Следом за ним спустился отвязанный пассажир-полковник — дородный мужчина в форме ВВС США и остальные члены экипажа.
Американский офицер хотел было обнять русского капитана, но постеснялся. Пот градом струился по его крупному лицу и шее, и даже рубашка промокла насквозь. Впрочем, и рубашку Гамова тоже можно было выжимать. Поэтому полковник сказал только: «О"кэй!» — и, широко улыбаясь, поднял большой палец.