После расплаты со своими людьми она отпустила их, а сама отправилась в Гостиный двор.
Наконец-то, после долгих лет, она выспится. Впервые за долгие годы будет дышать ровно, спокойно, с удовольствием и без спешки поест. Наконец-то ее посетят другие, приятные мысли, а не те, что иссушали ее мозг все эти годы.
Но произошло то, чего донья Мария никак не ожидала, хотя событие это было отнюдь не удивительным, а вполне естественным. Сокровища не исчезли и не были похищены из подвалов под покровом ночной тьмы. Донья Мария заснула в Гостином дворе, в уютной комнате, в мягкой прекрасной постели. Но никто не видел ее проснувшейся. Никто вообще больше не видел доньи Марии. Никто о ней больше ничего не слышал. Она исчезла, и ни один человек не знает, как это произошло.
— Вот как все это просто,— завершил Говард свой рассказ.— Об одном все-таки донья Мария забыла: иногда золото делает человека невидимым. Историю эту я рассказал вам только для того, чтобы показать, как иногда перевозка оказывается делом таким же трудным, как поиски и добыча. И даже тогда, когда тебе кажется уже, что твое добро в безопасности, еще совсем не ясно, сможешь ли ты купить на все свои тысячи хотя бы чашечку кофе. Вот по этой самой причине золото и стоит так дорого.
— Неужели нет никакой возможности дознаться, где была эта шахта? — сказал Куртин.— Донья Мария не всю руду добыла, там должно было порядочно еще остаться.
— Найти шахту? Нет ничего проще,— ответил Говард.— Только ты опоздал. Ее эксплуатирует большая горнорудная компания, и она уже добыла золота и серебра в десять раз больше, чем пропавшая сеньора. Шахта будто бы и впрямь неисчерпаема. А отыскать ее легко, она называется «Донья Мария» и находится неподалеку от Гаукаля.
— Этой истории уже больше ста лет,— сказал вдруг Лакод.
— Что никто не отрицает,— ответил Доббс.
— А я знаю одну историю, которой всего два года, и она ничуть не хуже, а, может, даже получше.
— Эй, заткнись,— проговорил Доббс, зевая.— Не желаем мы выслушивать твою историю, даже если она случилась неделю назад. Помолчи, сделай одолжение. Ведь ты— вечный.
— Какой, какой? — переспросил Лакод.
— Да никакой,— ответил Доббс и поплелся вслед за остальными к палатке.
На следующее утро, предпоследнее, которое они собирались провести здесь, все трое были настолько возбуждены, что не стали даже тратить время на завтрак. Каждый направился к своему укромному местечку, где сберегались плоды его труда. Это были крупицы золота, золотой песок и пыль, тщательно завернутые в обрезки от старой палатки и перевязанные скрученными бинтами. У каждого скопилось порядочное число таких свертков. А теперь задача состояла в том, чтобы все эти свертки и мешочки как можно лучше и незаметнее упаковать в общем грузе. Их уложили в высушенные шкуры убитых животных, шкуры стянули как следует, и непосвященному показалось бы, что эти тюки из одних только сухих шкур и состоят. Тюки обвязали еще мешковиной — и груз готов.