Был еще и страх перед «Высочайшим судом», о строгости и неотвратимости которого мне все уши прожужжал товарищ и «старожил» ГДР стрелок-спортсмен Андрей Коваленко. Через него-то я и попал на «королевскую» охоту в район Ребель. Такая охота в районе проводится один раз в год. К этому времени поголовье кабанов достигает угрожающих размеров, и становится нужным отстрел. Охота представляет собой образец организации, соблюдения ритуалов, высшую школу охотничьего искусства. Именно в таком смысле она и называется королевской. Это не столько сама охота, сколько праздник охоты.
В тот день участников было более ста двадцати, причем восемьдесят — действительные члены общества, они с оружием, а остальные — кандидаты в охотники. Они выполняют все вспомогательные работы: ходят в загон, вывозят из лесу и складывают в установленное место добычу, словом, обслуживают охоту, но при этом они учатся, познают ее многочисленные законы и таинства, начиная от безопасности в обращении с оружием, изучения повадок зверей и кончая умением вести себя в присутствии старших по стажу. К слову сказать, традиция предопределяет меру уважения и авторитета на охоте только в соответствии с заслугами перед охотобществом, а не по занимаемому месту в обществе вообще. Мне доводилось видеть, например, как один партийный работник, будучи кандидатом в охотники, ходил в загон, выполнял обязанности официанта за ужином и вообще делал всю черновую работу вместе с другими кандидатами в охотники. Срок пребывания в этой роли не определен, он зависит от наличия мест, поскольку число охотников ограниченно, и от степени зрелости кандидата.
...Зверь стремительно приближался. Комья земли и пучки травы летели из-под его копыт. Уже были видны и вздыбившаяся на загривке щетина, и красноватые, полные страха и свирепой решимости маленькие глазки, и острые желтовато-белые клыки вразлет — мощное и грозное оружие вепря, о котором в охотничьей среде всегда полно рассказов, былей и небылиц одна страшнее другой. Однажды и мне довелось видеть это оружие в действии, когда на моих глазах кабан сильно поранил егеря. Наверное, от скачков могучего зверя подрагивала земля, поскольку сейчас, спустя время, только этим я могу объяснить появление легкой дрожи в коленях. Тогда же, хорошо помню, испытывал страх лишь перед двумя обстоятельствами. Боялся, что зверь отвернет в сторону и выйдет на соседний номер или — того хуже — повернет обратно, на загонщиков. И еще — представитель «Высочайшего суда» стоял в нескольких десятках метров слева от меня и, как мне казалось, с хладнокровием сфинкса смотрел на все происходящее, имея в сознании лишь одну идею — усмотреть в моих действиях ошибку, неверный шаг, несоблюдение закона. Только эти два соображения мешали мне поднять ружье, взять зверя на мушку. Ставшие вдруг несколько ватными руки, конечно, тут ни при чем. А секач был уже совсем рядом. «Идет, вражина, прямо вутыч, как говорят в Сибири. И будто назло: ни деревца на пути, ни кустика. Чем же все это кончится? А начиналось так хорошо...»