— Коллетт, — он улыбнулся и подался вперед, — съешь что-нибудь. У тебя ж давно во рту ни крошки не было. Кроме того, я умираю с голоду.
Перед каждым стояла большая — нетронутая — тарелка супа-гуляша. Она зачерпнула ложку и взглянула на Бреслина, тот обмакнул кусок хлеба в густое варево и теперь смаковал его. Кэйхилл радовалась, что есть Джо, на кого она могла положиться. Со времени приезда в Будапешт она завязала дружбу со многими, но Джо Бреслин обеспечивал ей необходимую уравновешенность именно в такие вот времена, возможно, потому, что был старше — пятьдесят шесть стукнуло — и, похоже, сам упивался ролью и.о. заботливого отца.
Бреслин проработал под крышей американского посольства в Будапеште уже больше десяти лет. Вообще-то как раз на прошлой неделе Коллетт с группой друзей отмечали этот десятилетний юбилей в их любимом ночном заведении Будапешта на улице Будаи Ласло, в баре «Миниатюр», где талантливый молодой пианист по имени Ньяри Кароли каждый вечер играл вперемежку душевные мелодии венгерских цыган, американскую поп-музыку, венгерские лирические песни и современный джаз. Празднество удалось на славу, бар закрыли в три часа утра.
— Как суп?
— Нормально. Знаешь, Джо, до меня только дошло, что надо бы связаться еще с одним человеком.
— Кто такой?
— Эрик Эдвардс.
— С чего бы это? — Бреслин удивленно вскинул брови.
— Он и Барри были… близки.
— В самом деле? Я этого не знал.
— Она про это не очень болтала, но сама по нему с ума сходила.
— Тут вряд ли пахнет клубом для избранных.
Замечание вызвало первую за вечер улыбку на лице Коллетт.
— В конце концов, — сказала она, — я стала настолько старенькой, что научилась никогда не ставить под сомнение отношения людей. Ты его хорошо знаешь?
— Я его вовсе не знаю, так просто — имя, операция. Мы получили от него сообщение нынче утром.
— И?
— Ничего особенного. «Банановая Шипучка» живет и здравствует. Провели вторую встречу.
— На Москито?
Он кивнул, насупился, перегнулся через стол и спросил:
— Барри везла что-нибудь?
— Я не знаю. — Они оба оглянулись посмотреть, что их не подслушивают. Коллетт приметила четвертый от них столик, за которым сидел крупный, тяжеловесный мужчина с тремя женщинами, и сказала Бреслину: — Это Литка Мороваф, советский советник по культуре.
Бреслин улыбнулся:
— Он теперь кто, номер три в здешнем КГБ?
— Номер два. Настоящий чекист. Бешеным делается, когда я его полковником зову. Он в самом деле считает, что если форму не носишь, то воинское звание будто мраком покрыто. Свинья, все пристает ко мне: пообедай с ним да пообедай. Хватит о нем. Теперь о Барри. Джо, я не всегда знала, везет она что-нибудь или просто приезжает сюда по делам своего агентства. Она здорово замкнулась в последнее время, что меня лично очень радовало. Поначалу, когда ее только привлекли, она трепала об этом, словно школьница.