У Коллетт вырвался звук недовольства.
— Ты что? — спросил Джо.
— «Нынче он для нас бесполезен»! В этом все дело, ведь так, Джо? Люди ценятся только до тех пор, пока им есть что отдать. А после… мгновенный сброс.
Бреслин не ответил.
— Расскажи мне о Хотчкиссе, — попросила она.
Бреслин пожал плечами и затянулся трубкой.
— МИ-6, старожил, который зацепился. Они — британцы — заслали его в литагентский бизнес много лет назад. Отличная крыша, хороший предлог для разъездов и для того, чтобы держать руку на пульсе жизни литературного братства. В большинстве стран литературное — значит политическое. Содержание Хотчкисса в этом бизнесе для британцев окупалось вполне. Когда они учуяли, как, во всяком случае, нам говорят, что Барри переметнулась и работает с Эдвардсом, они спустили на нее Хотчкисса. — Смех Бреслина выдавал его восхищение. — Хотчкисс сделал больше того, на что они надеялись. Он на самом деле заставил Барри подумать о партнерстве с ним.
— Подумать? Они же стали партнерами.
— По правде, нет. Бумаги были поддельными. Мы полагаем, что подруга твоя предложила Хотчкиссу катиться подальше в тот вечер, незадолго до ее смерти. Такой исход предугадывался давно. Нужные бумаги были составлены, подпись Барри подделана еще в предвидении того, что сделка полетит к чертям.
— Но зачем?..
— Что зачем? Зачем было идти на все это? Британцы с самого первого дня выражали недовольство «Банановой Шипучкой». Они чувствовали, что постановщиками тут были мы, а их держали во тьме неведения в отношении многого, слишком многого. Ответ? Добыть кого-нибудь изнутри — в данном случае Барри Мэйер. Знать, что она замышляет, было все равно что спать с Эриком Эдвардсом.
— А Джейсон Толкер?
Долгая затяжка трубкой.
— Забавно с этим Толкером. Он действительно любил Барри Мэйер, но обнаружил, что сам попал между молотом и наковальней. Британцы подозревали, что она ведет двойную игру, но точно этого никогда не знали. Толкер знал, единственный, кроме Эдвардса, только что ему было делать с этими сведениями? Сообщить нашим и тем погубить женщину?
Этого он сделать не мог, а потому принялся работать над ней, пытался убедить ее бросить Эдвардса, выдать его и при этом надеялся, что они ее с крючка отпустят. Он многого добился, слишком многого. Она в конце концов согласилась сделать, как он просил. Эдвардс этого допустить не мог. Поэтому он ее и убил. И все это — понапрасну. «Банановую Шипучку» взяли и похерили.
Кэйхилл изумленно воззрилась на него, потом быстро ушла в туалет. Она ни за что не позволила бы ему увидеть, что глаза у нее на мокром месте. И, только окончательно взяв себя в руки, она накинула синий блейзер поверх белой блузки и сказала: