— Нет, почему же. — Мэйер улыбнулась. — Разговор-то я завела. Отец Барри умер, когда ей было десять лет.
— Молодой, наверное, был, — сказала Кэйхилл.
— Верно, умер молодым, и… никто его не оплакивал.
— Не понимаю, — призналась Кэйхилл.
— Отец Барри, мой муж, был жесток и бесчеловечен, Коллетт. Когда я выходила за него замуж, то и представить себе такого не могла. Я была очень молода, а он очень красив. Жестокость его начала проявляться после рождения Барри. Не знаю, то ли он жалел, что ребенок встал между нами, то ли просто вылезла наружу какая-то извращенность, что сидела у него в натуре, только по отношению к ней был он груб и жесток, подавлял ее и физически, и психологически.
— Какой ужас! — прошептала Кэйхилл.
— Да, это было ужасно.
— И для вас тоже, наверное.
Выражение боли легло на лицо миссис Мэйер. Она закусила губу и сказала:
— Ужасно было то, что я так мало сделала, чтобы прекратить это. Боялась потерять его и отыскивала все новые и новые оправдания тому, что он устраивал, все твердила себе: время придет, и он изменится. Ничего не изменилось, я только продлила эту муку. Он… мы, по сути дела, сломали, исковеркали Барри. Ей приходилось изыскивать способы избавляться от всей этой боли, и она в конце концов ушла в собственный, сугубо личный мирок. У нее не было друзей в детстве, как не было их и когда она повзрослела — за исключением тебя, конечно, да кое-каких любовных привязанностей, — вот она и создала сама себе друзей, воображаемых, тех, кого поселила в своем личном мире, который был, Господь свидетель, лучше того реального, в каком она жила.
Коллетт почувствовала в горле комок. Мысленно она прокручивала обратно время, проведенное вместе с Барри, и пыталась обнаружить в каких-то ее поступках или взглядах следы, оставшиеся от столь безрадостного детства. Память тут оказалась пуста, если не считать того, что порой на Барри нападала охота уйти в себя, углубиться в собственные думы — даже в самый разгар какой-нибудь оживленной беседы среди своих. Только что странного в этом поведении? Она сама не раз так же поступала.
Миссис Мэйер прервала размышления Кэйхилл:
— Отец Барри ушел в день, когда ей исполнилось девять лет. Мы понятия не имели, куда он делся, ничего не слышали о нем, пока Барри не стукнуло десять и нам не позвонили из полиции Флориды. Сообщили, что он умер от разрыва сердца. Не было никаких траурных церемоний, потому что я этого не хотела. Его схоронили во Флориде. Понятия не имею, где. — Она вздохнула. — Он все же, несмотря ни на что, воплотился в Барри. Все эти годы я терпела и терплю стыд и позор от того, что я позволила сделать с моей дочерью. — Глаза ее наполнились влагой, она притронулась к ним кружевным платочком.