Из всего, что Софи рассказала Валери в эту ночь, в голове осталось одно: человек, за которого она вышла, чтобы надежнее скрыться, оказался ее мучителем. Мужчина, рядом с которым она лежит каждую ночь, который лежит на ней… На этот раз слезы прорывают преграду и тихо стекают с щек Валери в волосы Софи.
Месье Оверней в синем комбинезоне и рабочих рукавицах счищает старую краску с ворот. Вот уже два дня Франц фиксирует каждый его шаг и жест, как и все его перемещения, но ему не с чем их сопоставить, и поэтому невозможно определить, произошли какие-нибудь изменения в его привычках или нет. Он с крайним вниманием осмотрел дом, пытаясь уловить малейшие признаки жизни в отсутствие хозяина. Никакого движения. Вроде бы тот один. Франц проследил за ним пару раз, когда тот выезжал. У него довольно новый и вместительный «фольксваген» серый металлик. Вчера он поехал за покупками в супермаркет, заодно заехал на заправку. Сегодня утром был на почте, потом целый час провел в префектуре и поехал домой, завернув по дороге в магазин садового инвентаря, где закупил несколько мешков компоста для сада, которые, кстати, до сих пор не выгрузил из машины. Автомобиль припаркован в сарае, который служит ему гаражом; в сарай ведут ворота с двумя широкими створками, хотя для проезда и одной вполне достаточно. Франц вынужден бороться с подступающими сомнениями: после двух пустопорожних дней дальнейшее ожидание кажется напрасным, и его часто подмывает сменить стратегию. Но сколько он ни прокручивал в голове ситуацию, вывод один: ждать Софи он должен только здесь, и нигде больше. Часов в шесть вечера месье Оверней закупорил банку с растворителем и пошел мыть руки к крану в саду. Открыл багажник машины, чтобы достать мешки с компостом, но их вес заставил его изменить намерение. Он решил загнать машину внутрь и разгрузить уже там.
Франц кинул взгляд на небо. Оно безоблачно, так что он может спокойно оставаться на своем посту.
Когда машина въехала в сарай, Патрик Оверней второй раз открыл багажник, глянул на свою дочь, которая лежала там, свернувшись калачиком, вот уже пять часов, и едва не заговорил в полный голос. Но Софи была наготове: протянув к нему руку, она бросила выразительный взгляд, и он осекся. Выбравшись, она начала разминать затекшее тело, но глаза ее уже быстро оглядывали сарай. Потом она повернулась к отцу. Он всегда казался ей красивым. А он не смог бы признаться — она показалась ему неузнаваемой. Похудевшая, осунувшаяся. Синие круги под блестящими, словно лихорадочными, глазами. Кожа будто пергаментная. Он был в ужасе, и она это поняла. Молча прижалась к нему, прикрыв глаза, и молча заплакала. Так они простояли минуту или две. Потом Софи отстранилась и стала искать носовой платок, улыбаясь сквозь слезы. Он протянул ей свой. Отец всегда был на высоте. Она вытащила листок бумаги из заднего кармана джинсов. Отец достал очки из кармана рубашки и принялся внимательно читать. По мере чтения он иногда вскидывал на нее исполненные ужаса глаза. И с трудом отводил взгляд от повязки на ее руке: это надрывало ему сердце. Он покачал головой, словно говоря: «Быть такого не может». Дочитав, поднял вверх большой палец, как и было обговорено в тексте. Они улыбнулись друг другу. Он убрал очки, оправил одежду, глубоко вздохнул и вышел из сарая, направляясь в сад.