Пленник волчьей стаи (Пшонкин) - страница 2

Мотор равномерно урчал, лодка стремительно, легко вспарывала реку, оставляя за собой волновой клин. Иногда лес расступался, и тогда видны были далекие, в синей дымке, горы. Ах, как прекрасен и обворожителен Север летом! Тихо-тихо берет он душу в плен, и нет сил сопротивляться его объятиям. Смотришь-любуешься на буйство зелени, на живность разную, на белоснежные вершины далеких, подсиненных дымкой гор, и как-то не хочется думать, что есть где-то, далеко-далеко отсюда, шумные, суматошные города, в коих люди добровольно обрекают себя на беспокойное житие. Наверное, только здесь, на краю земли нашей, можно вдосталь напиться тишины, насладиться колдовским зелено-голубым безмолвием…

Мы миновали еще один кривун, и Виктор выключил двигатель — справа на лужайке показался небольшой добротный деревянный домик. За ним, у самого леса, — вешала, или юкольник: сараюшка «на курьих ножках» — на тоненьких столбиках. На перекладинах алели распластанные тушки рыбин. Солнце и ветер постепенно сушат, вялят тушки — будущую юколу, которую одинаково любят и люди, и собаки.

Навстречу нам выбежали четыре здоровенных серых пса. Они сначала яростно залаяли, но едва Виктор спрыгнул на берег с якорем в руке, как собаки сразу притихли, подошли к лодке, с явным интересом рассматривая меня.

В дверях домика показалась пожилая, но еще не очень старая чукчанка в ситцевом платье, шерстяной вылинявшей кофте. На ногах — резиновые сапоги, на голове — белый платок с малиновыми цветами. Лицо круглое, румяное.

— Мэй![1] — махнул рукой Виктор.

— Мэй, — улыбнулась теща. — Почему внучек не привез? — спросила она, а сама на меня посмотрела.

— Завтра привезу, — сказал Виктор и с силой воткнул якорь в землю. — Но я вот гостя из города пригласил.

— Гость — хорошо. Проходите, — пригласила хозяйка и вернулась в дом.

— Сам срубил, — горделиво сообщил Виктор, обходя со мною домик и юкольник. — Отличная дача! Никакого Черного моря не надо. — Он обвел рукой лужайку, реку. — Рыбы, икры — сколько хочешь, ягод разных, грибов — хоть комбайнами обирай. А утей, гусей… Ну куда от такой благодати ехать, скажи, а?!

Мы вошли в дом. Срезу бросилась в глаза чистота, опрятность. Пол был выкрашен желтоватой масляной краской, подоконники — белой. Вдоль стен стояли две деревянные кровати. Посредине стол. И кровати, и стол, судя по всему, смастерил Виктор. Смастерил искусно, с выдумкой. Но меня больше всего поразил камин. Настоящий, можно сказать, классический камин, отделанный диким камнем. Возле него стояли два старых, но еще крепких кресла, а на полу лежала большая шкура полярного волка.