Билл Уинн. Несравненный врун с заливных лугов Окифиноки
Вели все так пойдет и дальше, то скоро среди старых заливщиков — жителей наших заливных лугов, — пожалуй, и днем с огнем не сыщешь настоящего первоклассного вруна, чтобы, как водится, послушать его в охотку... Лэм Гриффис, упокой его душу, господи, — приказал долго жить прошлым летом, — был в сущности единственным во всей округе человеком (исключая, естественно, конгрессменов), который по чести заслужил международную репутацию вруна, и заметьте — сам, без протекции, своими стараниями. Можно только посочувствовать, коль вам не довелось знать его. Он мог заливать истории несколько дней подряд, не проронив ни слова правды.
Начинал не торопясь, позевывая — так, между прочим...
— Родился я во-он в той хибарке. Своими руками яму под фундамент копал и стены строил. Понятно, с отцом на пару...
Если вы проглатывали это спокойно, он переходил невзначай к проблемам пчеловодства.
— Скрестил, знаете, своих пчелок со светлячками.
— А зачем?
— Пусть вкалывают по ночам с фонарями.
— И работали?
— Что за вопрос! В прошлый год взял двойной урожай меда...
Но любимой его темой была рыбалка.
Однажды мы стояли с Лэмом у бензозаправки, когда проезжий парень со своей подружкой остановился набрать бензина. Лэм, понятно, отправился к машине побеседовать с клиентом.
— Ну что, попадается здесь рыбешка? — поинтересовался парень.
— Есть немного. — Лэм поудобнее облокотился о капот и перегнулся, чтоб разглядеть собеседника. Лэм был страшно длинный в последние годы, побольше шести футов.
— А самая большая какая была? — спросил парень.
— Не поймал я ее.
— Как это?
Лэм еще перегнулся и смотрит не мигая в глаза парня, он всегда так, когда собирается загнуть от души.
— Да вот... — Лэм чуть мнется, — удил, знаете, я на озере Билли и зацепил эту громадину. А рыбища бросилась в луга, как кролик, и потащила мою лодку, не скажу точно, миль тридцать или сорок в час. А хороша была собой, просто красавица... Приметила она толстенную корягу, торчащую из воды, и рванулась прямо туда, грохнула об нее мою лодочку — в щепки, ясное дело. Но я держался за удилище — и ни в какую. Тогда зверюга эта потащила меня по воде, да так быстро, что подошвы стали дымиться; чуть погодя они вспыхнули огнем, и тут мне пришлось ее бросить, надо же было развернуться и плеснуть на башмаки водой — сбить пламя. Если бы не это, я бы не упустил рыбу. Ни за что!