Я записал его рассказ, и мне, кроме этого краткого введения, не пришлось ничего к нему добавлять.
«Четырнадцати лет я вступил в «Хувентуд комуниста», молодежную коммунистическую организацию, ну, а настоящую работу мне поручили в шестнадцать. Тогда товарищ А., член нашего ЦК, находился в подполье. Почти два года я был его связным.
Мне приходилось ездить в разные концы страны, привозить в столицу сообщения от товарищей из провинции, а туда доставлять решения ЦК. Бывало, по целым неделям дома не ночевал. Ну, а когда человек столько ездит, да при том все в разные места, он, естественно, попадает на заметку. Так что не прошло много времени, как я понял, что за мной следят агенты «Дивисьон политика де Гвардиа Сивиль» — политической полиции.
И вот однажды, в воскресенье, когда наша семья обедала, в дверь постучали. Вошли двое. — Вы Хакобо Синтиерра? Пожалуйста, вашу «карта де идентификасьон» — удостоверение личности.
Я даю «карту», а он кладет ее, не глядя, в карман и говорит:
— Не откажете ли в любезности съездить с нами поговорить кое о чем?
Как тут отказать! Я, правда, говорю, что не могу понять, в чем дело, что тут, мол, какая-то ошибка. А один из них говорит:
— Ну, если ошибка, тем лучше. Мы вас назад тут же доставим.
Мать в слезы.
Один из агентов говорит:
— Ну что это вы, сеньора. Мы разве людоеды? Уточним некоторые обстоятельства и привезем вашего сыночка назад.
И берет меня за локоть. За углом квартала нас ждала машина.
В доме они обращались ко мне даже в третьем лице. А когда в машину посадили, Один из агентов тут же заехал мне кулаком в поддых. Другой агент его упрекнул добродушно:
— Что это ты, Умберто, так невежливо обращаешься с сеньором? Ах, какой же ты невоспитанный...
А тот ему на это:
— Может, ему еще адвоката вызвать? Ишь гринго какой выискался...
И ребром ладони мне по затылку...
Били меня крепко, долго били. Вспоминать не хочется. Каждую ночь били, две недели. Все спрашивали, где скрывается А. Потом я попал в суд. В суде, помню, еще прежде, чем председатель трибунала прочел: «к шестнадцати годам и шести месяцам тюремного заключения», солдаты мне заломили руки и поволокли из зала.
В тот же вечер меня отправили в тюрьму на один из островов нашей самой большой реки.
Первой моей мыслью было сбежать. Но как? Один берег — горы крутые, обрывистые. На другом берегу, низком и болотистом, городишко. Там все люди наперечет, да и живет там больше полицейских, чем нормальных людей.
В камере нас было сорок человек. На сорока квадратных метрах. Коммунисты, социалисты, либералы. И среди коммунистов больше было не таких мальчишек, как я тогда, а людей грамотных, знающих. Один учитель, мы его звали «компаньеро профессор», знал многие работы Ленина чуть ли не наизусть.