– И моя мастерская тоже? – В его голосе слышалось напряжение.
– Да, – мягко ответила я. – Мне бы хотелось, чтобы этого не случилось, но, увы, так и будет.
Он обнял меня и притянул к себе.
– Ну, скоро мы это выясним, так ведь?
Наспех упакованные саквояжи Виктории погрузили в экипаж Антонио, куда села и озадаченная миссис О'Хара.
– Ты еще будешь здесь, когда я вернусь? – спросила Виктория, когда несколько минут спустя мы стояли у парадного входа. Она была уже полностью одета, а волосы собрала в пучок, что придавало ей удивительно взрослый вид.
– Нет, – ответила я, чувствуя нечто большее, чем легкое сожаление. – Меня не будет.
Глаза ее расширились, и она обняла меня, намочив мне юбку своими слезами.
– Я буду скучать по тебе, Тейлор. Почему тебе надо уезжать?
Мои собственные глаза увлажнились при мысли о расставании.
– Просто пришла пора, Виктория. Я здесь чужая – это не мой дом.
Она посмотрела на меня снизу вверх и заморгала мокрыми глазами, снова став похожей на ребенка.
– Он мог бы стать твоим, если бы ты захотела.
Это заявление потрясло меня до глубины души. Может, она права? Я вспомнила слова Натаниэля, признавшегося мне раньше вечером, что в опере он мог думать только обо мне, и внутри возникло теплое чувство. И все же, даже если его чувства ко мне были искренни, я не могла бросить все и остаться во времени, когда тому, что думает женщина, придавали меньшее значение, чем перьям на ее шляпке. Разве не так?
Прежде чем я успела ответить, к нам подошел Натаниэль.
– Ты готова, Виктория?
Она кивнула и, приняв протянутую братом руку, твердой походкой направилась к экипажу, дверцу которого Антонио открыл для нее. Аполлон заскулил у моих ног, глядя то на меня, то на Викторию.
– Знаю, – сказала я, почесывая его за ушами. – Я тоже буду скучать по ней.
Внезапно мой пес вырвался и побежал к Виктории, которая, повернувшись, подхватила его на руки. Может, он каким-то чудесным образом почувствовал, что эта юная девушка станет со временем той старой женщиной, которая совсем в другой жизни вырастит его и отдаст мне? Я прикусила губу, с удивлением обнаружив, какой болью отозвалось во мне бегство Аполлона. Пес, наклонив голову набок, улыбнулся мне из окна экипажа своей кривой улыбкой. Через секунду колеса экипажа загромыхали по мостовой, и он исчез в ночи.
А еще говорят, что кошки непостоянны.
Натаниэль подошел ко мне, и мы вместе стояли у входа в дом, в молчании глядя на дорогу, пока последний отзвук стука колес не растворился в ночном ветре.
– Ты правильно поступил, – убежденно сказала я.
Он обнял меня за плечи и привлек ближе к себе, наполняя своим теплом.