Другая встреча была совсем неожиданной.
Меня познакомили с Гудой в Бейруте за год до второй поездки в Дофар. Мой друг, ливанский студент, предложил мне:
— На нашем факультете учится одна дофарка, активистка Народного фронта. Хотите встретиться с ней?
— Буду рад.
Мы прошли по вечерней улице Хамра, где кафе со столиками, стоявшими прямо на тротуаре, были битком набиты нарядной публикой, а по мостовой бампер к бамперу шли машины, не включая фар — все заливал свет реклам, — свернули на улицу Жанны д"Арк и направились к американскому университету. Напротив него, в одном из снэк-баров за чашкой чая сидела худенькая, изящно одетая девушка. Она писала в блокноте математические формулы.
— Товарищ Гуда, — представил ее ливанец, и я ощутил энергичное пожатие маленькой руки.
— Почему вы вступили в Народный фронт? — спросил я Гуду, когда мы уселись к ней за столик.
Она ответила не сразу:
— ...Видите ли, когда я была еще подростком и жила в Салале, в семье довольно обеспеченной и счастливой, я увидела однажды, как стражники избивали провинившегося раба на глазах у его дочери. Тогда я решила посвятить свою жизнь борьбе против угнетения.
Скажу откровенно: в то время я ей не поверил, несмотря на ее серьезный тон, уж слишком хрупкой и изнеженной выглядела эта девушка.
...Утренний переход выдался особенно тяжелым для нашего отряда. Подошло к концу продовольствие, и накануне наш рацион состоял лишь из вареного риса и чая. Мы натощак поднимались на перевал, где не было источников воды, и бойцы к своей тяжелой выкладке добавили еще полные бурдюки. Дневали мы в тени скалы в каменистом пади и наслаждались ветерком. Вечерний переход показался уже легче, и мы еще засветло пришли к школе, о которой в освобожденных районах сочиняли стихи и слагали песни.
У портрета Ленина в почетном карауле замерли подростки, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Мальчишки и девчонки в возрасте от 6 до 14 лет под звуки горна собрались на торжественную линейку. Их горящие глаза следили за тем, как на шест поднимается флаг Народного фронта. В центр площадки вышла... Гуда. На ней были брюки и солдатская гимнастерка, перепоясанная ремнем с тяжелым патронташем, за плечами винтовка.
— Что здесь делает Гуда? — спросил я Ахмеда.
— Товарищ Гуда — директор школы.
— Мы собрались сегодня, — начала девушка звонким голоском, — чтобы отметить день рождения великого вождя всех угнетенных, человека, имя которого стало знаменем борьбы, веры, надежды...
Она изменилась за этот год: еще больше похудела, посуровело и обострилось ее лицо. Но тихая и спокойная улыбка осталась все той же.