Усладив взор великолепным видом (ради которого, по словам спартанцев, император Адриан изволил взойти на Этну), мы заглянули в большой кратер, имеющий около двух с половиной миль в окружности; мы сочли неосторожным обходить его вокруг для более точного измерения, ибо почва в некоторых местах весьма зыбка. Внутренняя часть кратера инкрустирована, подобно Везувию, солью и серой и имеет форму перевернутого конуса глубиной около четверти мили. Досадно, что дым, в обилии поднимавшийся из стен, а также со дна, помешал нам должным образом рассмотреть его».
В таких выражениях более двух веков назад достопочтенный сэр Вильям Гамильтон, чрезвычайный и полномочный посол Ее Величества королевы Великобритании при Неаполитанском дворе, живописал свои впечатления от восхождения на вершину Этны. И, честно говоря, я не чувствую в себе способность лучше передать ощущения от зрелища чередой сменяющихся склонов, гор, долин и моря — картины, открывающейся в ясный день с вершины высочайшего вулкана Европы.
Этна возносится своей круглой спиной над северо-восточной оконечностью острова Сицилия. «Этна» на древнесицилийском наречии означает «гора». Арабы тоже звали ее «джебель» — «гора». Сегодня итальянцы называют Этну ее третьим именем — Монджебелло (1 Монте (итал.) — гора.), курьезное сращение из двух одинаковых по значению слов.
Мои первые восхождения не были столь романтичны, как приключения Гамильтона, Спалланцани или старика Эмпедокла, вулканологов былых эпох, когда всякое путешествие было непременно сопряжено с проникновением в неведомое. Однако и я начинал в те годы, когда не существовало агентов бюро путешествий, отелей и механических подъемников, так же как и толп туристов и тех, кто кормится вокруг них.
В конце 40-х годов Этну еще не «оборудовали», как сегодня. Была одна-единственная узкая дорога, что змеилась до Каза Кантоньера, примерно до отметки 1900 метров, где стояла харчевня. В то время это слово сохраняло изначальный, простой и благородный смысл: место, где путник мог поесть, выпить вина и переночевать. В Катании тогда было в три раза меньше людей, в три раза больше грязи и в тридцать раз меньше «модерна». Бесчисленные деревеньки и городки теснились от побережья до самого подножия Этны, примерно до отметки 800 метров. Подножие горы занимает в окружности сто пятьдесят километров, и на всем этом пространстве вид нищих селений щемил сердце. Лишь природа вокруг цвела во всем своем великолепии. Почва у «подошвы» Этны необычайно плодородна, ибо богата калийными солями и фосфатами, запас которых пополняется свежим пеплом после каждого очередного извержения.