- Долго здесь сидеть собрался, - бросил Гришин стоявшему за спиной Шапошникову. - С Леоненко связь надежная?
- Только посыльными. Проводу не хватает. Два километра все же, а рация у них неисправная. Вчера было тихо, соприкосновения с противником не имел. Машины по шоссе проносятся на полной скорости или в сопровождении танков, и после паузы, озабоченно, Шапошников добавил: - Но сегодня, в семь тридцать, Леоненко доложил, что на его левом фланге слышен шум моторов автомашин, посланная туда разведка не вернулась. Я отсюда послал туда группу, ушла полчаса назад. Да ее и в бинокль еще можно увидеть.
- Где? - полковник Гришин поднял к глазам бинокль.
- Видите, правее тех кустов сидят, только что Сож перешли.
- Вижу. А почему сидят, а не вперед идут?
Шапошников посмотрел в бинокль и отчетливо увидел, что на берегу реки на корточках сидят пятеро, без обмундирования. - "А где же шестой? забеспокоился он. - И почему действительно сидят?"
- Это как понимать? Купаются? Ты их на разведку или искупаться послал? - зло спросил Гришин.
- Товарищ полковник, - позвал Гришина батальонный комиссар Жижин, председатель военного трибунала дивизии, - вас тут один военврач спрашивает, по делу...
- Что такое? - повернулся Гришин. "Опять автотранспорт для раненых?" подумал он.
Молодой военврач волновался так, что не знал, куда девать руки.
- Товарищ полковник, у меня раненые...
- Что вам, машину, медикаменты?
- Нет, не в этом дело. Раненые, но как и куда раненые...
- То есть?
Подошли к сидевшей на земле группе красноармейцев. Все встали, увидев полковника.
- Ранения почти у всех в руку, в кисть.
- Что-о? Самострельщики? Кто старший? Из какой части?
- Не из вашей, полковник, - смело ответил один из них.
- Это что, Шапошников? - чувствуя, как всего его охватывает гнев, тихо спросил Гришин.
- Переправились сегодня утром, выходят, сказали, из-за Днепра. Все были целые, сам с ними утром разговаривал...
- Ты это кого кашей прикармливаешь? Предателей? Петр Григорьевич! позвал Гришин начальника трибунала дивизии Жижина. - Разобрались?
- Разобрался, Иван Тихонович.
- Приговор? - считая глазами стоявших перед ним бойцов, процедил Гришин.
- Согласно законам военного времени...
- Мы не из вашей части! - испуганно крикнул кто-то из группы.
- А ты кому Присягу давал? Только своей части или Родине? За тебя кто-то будет воевать, а ты в тылу валяться, и потом героя из себя строить, что на фронте был? - вне себя от ярости закричал Гришин.
Шапошников, глядя на стоявших перед ним людей в красноармейской форме, уже не бойцов для него и Гришина, поникших, с виноватыми или смотревшими под ноги тупыми глазами, думал: "На что надеялись? Что если всей группой, то не расстреляют? Чему тогда учили их все эти двадцать с лишним лет советской власти?" И вспомнил, как сразу же после прорыва из окружения в полку был расстрелян политрук Старков из батареи Похлебаева за то, что заставил бойца Тихомирова поменяться с ним формой перед боем. Вчера расстреляли еще одного самострельщика, самого заставили выкопать могилу.