Прогнать мальчика Чи после обеда домой было просто невозможно, всякими правдами и неправдами норовил он задержаться у нас. Все привлекало его тут. Когда же я позволил ему заглянуть в нивелир и он увидел Буй Чеу, стоящего вверх ногами, то уже не отошел от меня до тех пор, пока Буй Чеу, которому все это изрядно надоело, не накричал на него. Так и пошло: Чи привозил обед, а потом оставался до вечера и возвращался домой с отцом. Через некоторое время он стал заменять Буй Чеу с рейкой, а тот ходил помогать Фам Куану рубить траву. Очень ловко мальчик Чи делал засечки, аккуратно тянул вдвоем с отцом металлическую ленту.
Но больше всего он любил стоять рядом с Тюетом, который записывал цифры, держа наготове очинённый карандаш. У нас карандаши часто ломались, да еще Тюет не сразу понимал мой французский, и из-за этого всегда бывали задержки, так что помощь Чи была существенной.
Меня он называл тю Во — в такие вот два слога уложилось имя — Владимир Борисович. «Тю», как объяснил мне Тюет, значит «дядя», точнее говоря, «дядя — младший брат отца». Я и правда был много моложе Фам Куана.
В камералке мальчик Чи тоже оказывался всегда при деле. Понятно, что объяснить сложную нашу работу двенадцатилетнему Чи было невозможно, но массу мелких, однако очень нужных поручений он с большой охотой выполнял. Вскипятит чай, подметет пол, карандаши заточит и сядет в углу с увеличительным стеклом и моим карманным атласом мира.
Атлас этот был ветераном: я как купил его на первом курсе, так и возил с собой в экспедиции. Чи изучал атлас квадрат за квадратом. Оторвешься от таблиц, посмотришь в угол, а он там сидит и шевелит губами.
Я ему показал русский алфавит, он его быстро усвоил и теперь читал по слогам: «Вы-ла-ди-во-сы-ток» или «Сы-вер-ды-ло-выск». И видно было, что диковинно длинные эти слова звучат для него так же экзотично и таинственно, как в свое время для меня названия «Луанг-Прабанг» или «Куангнам». На вопрос: «Кем ты хочешь стать, Чи?» — он неизменно отвечал: «Хочу работать как тю Во и тю Тюет».
Короче говоря, уезжая, я подарил ему свой атлас. Вещь полезная, вне зависимости, будет он геодезистом или нет. В конце концов, кем мы только не хотим стать в двенадцать лет! Но зачем мальчишку разочаровывать? Я оставил ему свой московский адрес: «Смотри, Чи, в Москву приедешь на геодезиста учиться — зайди».
Прошло семь лет. За это время я почти забыл мальчика Чи и его атлас. Правда, как-то раз — года два спустя, как я уехал из Вьетнама, — пришла мне поздравительная открытка к Октябрьским праздникам, и я понял, что в школе у мальчика Чи начали проходить русский язык. Открытка пришла еще по старому адресу, а мы как раз собирались переезжать на новую квартиру, так что поздравление затерялось.