— За тебя, моя любовь! За твое искусство морочить голову всем мужчинам.
Тост, к которому Шарлотта не могла присоединиться.
— Что значит «всем»? Ты говоришь это, как будто я на самом деле женщина-вамп, которая может довести до смерти любого мужчину и которую играла моя бабушка в своих фильмах. Но, впрочем, все они в настоящей жизни были замужем, как и другие честные и порядочные женщины, иначе у них не было бы теперь никаких внучек…
Она не договорила эти предательские слова, и фраза повисла в воздухе. Он был погружен в изучение смущающих перспектив ее выреза, и опущенные веки мешали Шарлотте увидеть в его глазах отчаяние.
— За тебя, — повторил он упрямо и жадно выпил свой бокал одним глотком. После этого он сразу же наполнил его снова. Шарлотта осторожно пригубила шампанское и села на место, которое явно было предназначено для нее. Маленькая серебряная роза лежала на светлой салфетке из ткани. Трогательное внимание.
— Какая прелесть, — прошептала она и повертела это произведение искусства в руках.
Джеймс, казалось, ничего не слышал. Он подавал ей лакомства, в то время как сам едва дотронулся до еды. Вместо этого он все чаще наполнял свой бокал. Она еще никогда не видела, чтобы Джеймс так много пил, хотя он и не пьянел от шампанского. Он казался ей несколько отсутствующим, усталым, но не пьяным. Внезапно у нее пропал аппетит, и она положила свой прибор.
Собственно говоря, она еще не поняла смысла этого праздника для двоих. Ей было бы гораздо приятнее, съев сандвич, просто прижаться к Джеймсу и обнять его, чем ради всех этих деликатесов сидеть на другом конце стола, отделенной от него хрусталем, фарфором и серебром. Почему он решил, что ей это нравится?
Вечер по ее вкусу выглядел бы совсем иначе: она с удовольствием приготовила бы что-нибудь для Джеймса в своей мастерской! Что-нибудь французское, чтобы победить с помощью чеснока запах краски и скипидара. Она постелила бы на стол свою простую скатерть в красную клеточку, положила бы белый хлеб и поставила бутылку простого деревенского вина, которое так любила. В это время она могла бы показать ему свои картины и поговорить о том, что она еще хочет нарисовать. Но это были иллюзии! До тех пор пока Джеймс не узнает, что она Шарлотта, а не Эстер Виндхэм, все это останется мечтой.
Его молчание смущало ее.
— Джеймс, что с тобой?
Шарлотта отодвинула стул и пошла к нему. Не отвечая, он обнял ее за талию и уткнулся лицом в ее грудь. Низкий голос, который она так любила, теперь звучал глухо и отчужденно.
— У меня пропал аппетит. Это значит, что у меня появился аппетит на что-то другое. У меня есть шанс заманить тебя в соседнюю комнату?