Их отвели в подвал, предварительно обыскав и отобрав все оружие. У Кондрата нашли даже две заточки, спрятанные в ботинок «на черный день», а у Марины – газовый баллончик с перцовым спреем, о котором Данила и не подозревал.
Сам Данила, впервые за черт знает сколько времени оказавшийся без оружия – ну то есть вообще, совсем, абсолютно без, мать его, оружия! – чувствовал себя голым. Беззащитным.
И смертельно уставшим. Слишком много всего случилось за этот день. Предательство Гены. Пленение. Убийство Чуба. Правда о его сущности. Подозрения о сущности Марины…
«А знаешь, кто те искажения чует? Хамелеоны…»
Данила привалился спиной к стене. Самое плохое: он по-прежнему ничего не знает. Хамелеоны бывают полностью антропоморфными, вообще без отличий? Отец в Секторе?
Когда сетчатка адаптировалась к темноте, Данила огляделся. Подвал большой и донельзя захламленный. Обычный такой дачный подвал, где заканчивают свой путь ненужные вещи из городских квартир (на балкон – на дачу – в подвал – а там само сгниет…). Тут стояли продавленные кресла с отломанными подлокотниками, кособокие табуретки, буфет со стеклянными дверцами, старый верстак с прикрученными тисками и еще какой-то хлам, неразличимый в полумраке.
Единственным источником света была щель от неплотно прилегающей крышки погреба. Оттуда же доносился невнятный бубнеж конвоиров.
Кондрат, как человек бывалый, сразу оккупировал одно из кресел, вытянул ноги и безмятежно захрапел. Ну и правильно. А чего дергаться, пока следак на допрос не вызовет…
Марина же себе места не находила. Сначала присела у стены, потом встала и прошлась по подвалу, выставив перед собой руки, как панночка из «Вия», попробовала усесться на табуретку – нет, неудобно, опять встала, нащупала стеклянную дверцу буфета…
И совершенно неожиданно ударила кулаком в стекло. «Дзынь» – сказало стекло, раскалываясь на куски, и, прежде чем Данила успел среагировать, Марина схватила один кусок стекла и полоснула себя по предплечью.
– Твою мать! – прорычал Астрахан, подлетая к девушке и вырывая у нее окровавленное стекло. – Совсем спятила?!
– Смотри, – сказала Марина и ткнула располосованную руку Даниле в лицо. – Видишь? Кровь. Значит, я человек. Не хамелеон.
Кровь текла медленно, вязко. Рука у девушки была холодная и липкая. Тяжелые капли тихо падали на пол.
Данила осмотрел рану. Марине хватило ума (или не хватило сноровки?) резать не внутреннюю, а внешнюю сторону предплечья. Резанула неглубоко: пальцы все двигались, значит, сухожилие не задето. В принципе ранение ерундовое, но его надо было промыть и перебинтовать – а то начнет нагнивать или еще чего похуже может случиться. Сектор все-таки…