– Может, пора рассказать, где мы и что, черт возьми, происходит? А, Владислав Илларионович?
Доцент вздохнул, вытер пот со лба и устало присел на пол у алтаря.
– Это долгая история…
– Колись, Доцент, а то пасть порву! – рявкнул Кондрат.
– Ой, что вы, Кондрат, в самом деле – бросьте эти свои уголовные замашки, я к ним в Секторе привык, они на меня не действуют. Так вот, господа, я – этнограф. Изучаю первобытные племена. Их культуру, верования, образ жизни. Когда до меня дошли слухи, что за эти годы в Секторе появились свои, уникальные микросообщества людей, я приложил все усилия, задействовал все связи, чтобы организовать экспедицию в Сектор. Не за артефактами или железами хамелеонов, а за знаниями…
– Точно, было, – подтвердил Момент. – Какие-то высоколобые собирались изучать культуру Сектора. Где-то с полгода назад. Еще меня в проводники вербовали…
– Да, мы искали проводников, но с нами никто не хотел связываться. Понятное дело: прямой прибыли – ноль, бюджет у кафедры сами знаете какой, работали мы с коллегами больше за идею… MAC, конечно, помогло. Выделило проводника, охрану из числа штрафников. Охрана сбежала со всеми пожитками на первой же стоянке, проводник сломал ногу и, подозреваю, только поэтому не убежал вместе с ними. Так мы, четверо ученых, по очереди тащили проводника на волокуше до самой Дубны. Проводник знал про общину отца Андрония, поэтому мы благоразумно обошли ее стороной. И вышли к водохранилищу. Это оказалось ошибкой. Все побережье Московского моря контролируют эти… как вы их назвали?., ах да, ихтиандры. Очень метко, кстати, им подходит. Плавают они действительно как рыбы…
– Кто они такие? – спросил Данила.
– Терпение, Данила Тарасович, я как раз к этому веду… Проводника они убили сразу. Одного из моих коллег – чуть погодя. Меня и еще одного лингвиста, величайшего ума был ученый, земля ему пухом, заперли на дамбе. В затоке сразу за дамбой живет существо, похожее на того самого ската, о котором вы упоминали. Говорит оно или нет – не знаю. Но людей ест с удовольствием. Существо у них что-то типа бога или, вернее, демона, потому что бог для них – сам Сектор, Глубь. Но ската они тоже почитают, хотя чем с ним связаны, откуда такая любовь – не знаю.
Заинтересованный историей Кондрат спросил:
– А дальше?
– А дальше все было как в сказке. «Тысяча и одна ночь», слыхали про нее, мой уголовный друг? Охранял тот парнишка, что встретил нас на плотине – ну, который сиганул вниз, помните? Я назвал его Маугли, и от отчаяния, ведь не каждую ночь ложишься спать с перспективой быть съеденным неведомой науке, возможно, разумной тварью, попытался завязать беседу. Он почти не разговаривал. Они все большие молчуны, словарный запас на уровне пяти– или шестилетнего ребенка… Но он слушал. А я стал рассказывать ему про Маугли. Потом про Тарзана. Потом почему-то про Аллана Квотермейна… А потом настало утро, и моего коллегу увели. Меня оставили. И даже принесли свежего жареного мяса. Я отдал порцию Маугли, и тот вечером привел остальных… ихтиандров. Так я стал Шахерезадой.