Мы избавились от напряжения первых дней и научились шестым чувством улавливать какие-то новые для нас ощущения, которые не смогли бы выразить и словами...
Однажды я зашел в придорожную закусочную. Она была тесноватой и чистой, на сероватом листе бумаги у входа пестрели названия блюд, и вскоре передо мной поставили поднос с голубой чашкой риса, тарелочкой квашеных овощей и блюдцем с мелко нарезанной капустой, поверх которой темнело немного жареной свинины. Рядом дымилась пиала с коричневым супом из перебродившей сои и ракушек. Еда была свежей и приготовлена не хуже, чем в любой другой закусочной. Но что-то беспокоило меня здесь, незаметно резало взгляд, как раздражает слух фальшивая нота-Хозяин и хозяйка — оба пожилые, отяжелевшие, нерасторопные, вместо того, чтобы следить за желаниями немногих посетителей, топтались у плиты и толкали друг друга локтями. Во всех других закусочных и лавках, когда входит новый посетитель, хозяева и продавцы громко и отчетливо приглашают: «Добро пожаловать!» Эти, правда, тоже крикнули, но тихо, упавшими голосами. Видно было, что и в будни и в праздники хозяевам приходится суетиться, а это им уже не под силу. За раздвинутыми бумажными дверями виднелись «а полу неубранные постели. На пороге комнаты зеленела начатая пузатая бутылка виски—очевидно, из нее отпускают виски гостям, и к ней же втихомолку прикладываются хозяева. Но самое тягостное впечатление производили разноцветные пластмассовые наклейки на окнах — гордость любого торговца и лавочника: они наполовину отклеились и почернели...
Все это настолько диссонировало с тем, что называется непонятным словом «сиккари», что мне стало грустно. Хозяев, несомненно, ждало разорение, которое уже началось. Я не могу точно сказать, почему это знал, — я это чувствовал...
И японцы — знакомые и незнакомые — непонятным образом стали с первого взгляда узнавать, что мы многое понимаем...
Однажды в Токио, выйдя на прохладную улицу из здания, где мы занимались синхронным переводом, мы опустили в автомат несколько серебряных монет с изображением хризантемы, и из автоматов высыпались банки пива и прозрачные пакеты со сладкими сушеными усами каракатицы.
— Что это вы едите? — спросили нас подошедшие маленькие дети, — пиво и сушеные усы каракатицы? Это же невкусно! Мороженое лучше.
Мы были приятно удивлены. Эти дети не пытались говорить с нами на ломаном английском языке, не смеялись искусственным смехом и не кричали «хэллоу!». Вместо этого спокойно обращались к нам по-японски...
— Откуда вы знаете, что мы говорим по-японски? — спросили мы. — Ведь мы же иностранцы!