Если туалет занял у поссума минут десять-пятнадцать, то показательная трапеза продолжалась больше получаса. Но рано или поздно всему приходит конец: на сей раз терпение у зверька и запас пленки у Пэриша кончились почти одновременно, иначе съемка могла бы затянуться на несколько часов. Оба они прервали свои занятия и стали в упор разглядывать друг друга.
— И кто только выдумал, что «белопузики» с плато Хербертон панически боятся людей да к тому же драчливы, — с широкой улыбкой произнес довольный Стив. — Во всяком случае, к нашему это не относится.
Фотограф протянул руку, намереваясь погладить милого зверька, и в ту же секунду с воплем, как ужаленный, отпрянул назад. На тыльной стороне ладони остались пять глубоких царапин. Поссум удовлетворенно фыркнул и с иронией посмотрел на Пэриша, как бы желая сказать: «Раз уж моя фотография нужна в качестве эмблемы Службы заповедников и охраны животного мира, так и быть, снимайте меня. Но фамильярности я не потерплю».
Убедившись, что люди поняли его и не собираются больше отрывать от неотложных дел, «белопузик» лениво потянулся, а затем полез по веткам в густую крону дерева. Последнее, что видели участники экспедиции, был его пушистый хвост, которым зверек дружески помахал на прощанье, очевидно, приглашая приезжать в следующий раз, когда у него будет больше свободного времени.
По материалам иностранной печати подготовила А. Левина
Окончание. Начало в № 7 за 1978 г.
По берегам — серые снежинки. В них впаялись старые листья, кедровые шишки, ветки. За лето снег так и не успел растаять. Рядом — частокол отцветающего иван-чая, маслянистые заросли брусничника, из которого проглядывает бордовая, с ноготь величиной, ягода. Дальше — разлапистые ветлы, а за ними горы и горы. И еще небо — сегодня золотисто-синее, солнечное, спокойное, какое бывает при тихом расставании с летом.
Все это отражается на поверхности заводи, скопившей песок на дне, который почему-то привлекает Бориса. Всегда неторопливый, обстоятельный, надежный, мой напарник Боря Доля топчется вокруг этой заводи, кружит, как пес, который забыл, где зарыл кость. Мы так много дней провели вместе, что я знаю даже ход его мыслей. На этом ручье мы уже взяли все шлихи, что задала нам наша начальница, геолог Лида Павлова. У нас мокры спины от невысыхающего лотка, который таскаем в рюкзаке от шлиха к шлиху. Комары вдосталь напились нашей крови, да и вообще все уже надоело до чертиков. Надо ли брать еще один шлих? Надо ли снова «распоясываться» — сбрасывать рюкзаки, складывать в сторону ружья, собирать саперную лопатку, дробить каменистый бортик ручья, промывать породу?.. Эти пустяковые движения сейчас, когда голова гудит от перенапряжения, кажутся слишком обременительными.