Здесь же, на станции, спустя некоторое время я услышал такой профессиональный разговор. — Давай кило десять в параллель!
— Ага! Тогда на этом будет вылетать, а на этом...
— А ты канал прозвонил?
Специалисты, приехавшие из института, проверяли аппаратуру ЧИСС, то есть частотно-избирательной сейсмической станции. В руках у Вячеслава Голубятникова влажная проявленная лента осциллографа.
— Хорошо утром здесь тряхнуло. Вот, смотрите, — с удовлетворением говорит он.
— Как так? — удивляюсь я. — Ведь не было заметно.
Палец моего собеседника указывает место на ленте. Смотрю — будто кто-то старательно вел по бумаге прямую линию, потом рука дрогнула, и этот кто-то, разозлившись, начал ожесточенно чиркать вправо-влево. Это и есть запись землетрясения.
Оказывается, таких записей аппараты ЧИСС регистрируют до четырех тысяч в год, так что, по ее данным, «трясет» здесь в среднем 10—12 раз в день. Это очень слабые толчки, далекие от порога ощутимости. Но, работая над полученными лентами, можно синтезировать сейсмограмму сильного землетрясения. Эти теоретические данные сравниваются с записями сильных землетрясений, и вырабатывается методология расчета, которая потом, на новом месте, позволит в короткий срок составить по данным ЧИСС представление о сейсмической напряженности в районе и даже дать прогноз сейсмостойкости будущей плотины. Все это мне рассказывает Вячеслав Леонидович Голубятников, коренной душанбинец, 1939 года рождения, окончивший Душанбинский университет, кандидат физико-математических наук. У Славы седая голова и очень молодое лицо. Как потом выяснилось, почти все в секторе, да и во всем институте — ровесники. Большинство из них пришли в новорожденный Институт сейсмостойкого строительства и сейсмологии в начале 60-х в возрасте 23—24 лет: и Селезнев, и нынешний директор С. Негматуллаев. Они росли вместе с институтом, росли, не не старились. Как постоянное общение с пожилыми старит, так молодое дело не дает человеку стареть. Наверное, так.
...Мы уезжали с Головной. «Газик» легко забрался на откос, и домики станции остались внизу, как раз на том месте, где раньше пролегало русло Вахша. Я вспомнил, как Селезнев, говоря о задачах сейсмостанции, назвал главные: «Регистрация поведения плотины во время землетрясений и прогнозирование опасных развитии деформаций в будущем». Так что, оказалось, все наоборот — это плотина под защитой станции.
На следующий день я был в Нуреке.
«Плотина Нурекской ГЭС в три раза выше Исаакиевского собора, на 10 метров выше Эйфелевой башни». Эти цифры, взятые из проектных документов (прекрасные данные для будущих гидов!), поражают сами по себе, а если учесть, что построена плотина в «неспокойных» горах, то... Скольким специалистам пришлось поломать головы, чтобы создать наиболее безопасный, простой и точный проект этого гигантского сооружения!