Рузбай взял со стола восемь тонких, узких желтых кожаных шнурков и, зажав перекрестье их двумя пальцами, начал вязать первый узел. Скоро будет готова новая камча для Манаса, значит, пора в обратный путь — к Иссык-Кулю, в аил Ак-Терек, туда, где сейчас одна из дочерей Джумамедина Сукаева открывает двери прекрасной юрты и где уже, должно быть, слышится мощный гул копыт Манасова скакуна.
Эта юрта — дом для желанных гостей — встанет на тучных пастбищах одного из колхозов Киргизии.
Александр Миловский
Сэмпай на побегушках
Закусочная, приютившаяся на углу тихой улицы у ограды университета, была сумрачна и, наверное, очень тесна. Под запыленным стеклом маленькой витрины блестели пластмассовые изображения китайских пельменей, коричневого соевого супа с твердыми ракушками и нити длинной белой лапши. На верхней стеклянной полке с достоинством возлежала пузатая рыба в сладком соусе из чая. Рыба была дорогой, ее вряд ли заказывали часто, и она красовалась больше для солидности.
Раздвинув двери, я пробрался между густо расставленными стульями к свободному столику. За соседним столом сидел усталый человек лет двадцати и тихо рассказывал что-то своему соседу. Тот рассеянно слушал, сонно прищурив глаза. Лишь отдельные слова долетали до моего слуха:
— Да, вот, занимались «арбайтом», недавно возвратились... Да, всего пятьдесят тысяч иен... За квартиру надо отдать...
Собеседники не забывали поминутно кивать головами: говоривший словно подтверждая этим правоту своих слов, а слушавший — в знак заранее готового согласия со всем что будет сказано.
На головах приятелей красовались огромные голубые панамки, какие надевают на младенцев, а ноги обтягивали лоснящиеся розовые вельветовые брючки. Перед каждым стояла глубокая чашка, полная дымящейся лапши.
Один за другим в дверь закусочной входили новые посетители. С грохотом раздвигая стулья, к столам протискивались плотные здоровяки, с другого края неслышно подсаживались худые зубрилы... Присутствовавших объединяло лишь одно: лапша, которую они ели. Одни заказывали ее с мандаринами, другие — с коричневой соей, третьи — с острым индийским соусом карри. Но никто не остановил свой выбор на мясе... — Чего изволите? — раздался над ухом тихий, почтительный и очень знакомый голос...
Я поднял глаза — и обомлел. Это был Уда, бог и гроза каратэистов, любые приказания которого я беспрекословно выполнял, когда начал заниматься каратэ... Теперь он стоял, склонившись в угодливой позе. Сэмпая каратэ (1 См. очерк К. Преображенского «
Каратэ начинается с поклонов
» в № 1 за 1977 г.) словно подменили: его мощные плечи были робко опущены, в глазах не играла искра превосходства...