Около часу ночи огонь на берегу вдруг снова ярко вспыхнул и погас.
Ночь выдалась ясная, с блистанием звезд. Через все небо протянулась сияющая Молочная дорога.
В три часа приказал Чириков стрелять из пушки. И в четыре, как светать стало, снова палили.
Рассвет пришел тихий, нежный, безоблачный. Солнце поднялось над берегом и засверкало в зеркале еще дремлющего океана.
Пуст берег, и никто не подает никаких сигналов.
— Съели их твои рыцари, господин Делиль, — мрачно говорит французу Плаутин. Помолчав, многозначительно добавляет: — Я же предупреждал.
Стоящий рядом Елагин косится на него, потом тревожно смотрит на Чирикова. Не ровен час, на капитана донос напишет, от этого изветчика можно ждать всего. Недаром любит с усмешечкой говорить Плаутин, будто в море глубины, а в людях правды не изведаешь...
Но Чириков словно и не слышит Плаутина, смотрит на берег. Да и, наверное, вправду ничего не слышит, не замечает вокруг, думает только о пропавших так загадочно матросах. Как им помочь?
— О канальи! — рычит, размахивая руками, Делиль. — Атаковать этих мерзавцев! Уничтожить! — И делает выпад: — En garde! Послать солдат! Я сам их поведу.
— Правда, Алексей Ильич, пропадут товарищи, — не выдерживает Елагин. — Надо им сикурс оказать!
— Солдат-то у нас хватает, — обрывает его Плаутин. — Да на чем их на берег-то переправить?
— Чего больше ждать, Алексей Ильич, — негромко говорит капитану Чихачев. — Уж давно бы вернулись или сигнал подали. Надо уходить. Ветер поднимается, а мы у самого берега.
Чириков молчит. Потом коротко отвечает:
— Подождем еще.
В полдень раздали винную порцию, пообедали.
И вдруг всех поднял на ноги, бросил к бортам неистовый радостный крик марсового:
— Идут! Наши идут! Обе лодки назад выгребают!
Чириков поспешил на шканцы, на ходу приказывая выбирать фалы, чтобы хоть слабенький ветерок поймать и пойти поскорее своим навстречу.
Поднялся на шканцы, приник к зрительной трубе, так и впился...
И вдруг потемнел лицом:
— Не наши. Две лодки, точно, одна большая, другая поменьше, но не наши. И корпусом больно остры, и гребля не распашная. Весла вроде гребков.
Ликующие голоса смолкли. Теперь уже и простым глазом видно всем: чужие лодки. Людей в них рассмотреть нельзя. Но вроде какие-то перья на шапках. Один, что в передней лодке сидит на корме, похоже, в красном платье. Скорей бы подплывали, чего-то скажут...
Но обе лодки вдруг остановились, в передней трое вскочили па ноги и, приложив ладони ко рту, дважды громко прокричали: