Но вот Рейн меня напрягал. Часть дня он ехал со мной, часть скакал верхом рядом на одном из заводных коней. Я нехорошо завидовала — мне тоже хотелось размяться, но ездила я так себе. Да и ребёнка с ларрой не бросишь. Но дело было не в верховой езде… Холт словно ушёл в себя. Как и в наше первое путешествие, он часами молчал, глядя в окно. Я понимала, что его подавленное настроение относится не ко мне… но возникла иррациональная обида. Почему он молчит? Если мы — это действительно мы, а не я и он — то обсудить то, что его тревожило, должны вместе. А получилось, что он решил всё сам, за нас двоих.
Ну и, наконец, трястись целый день даже в удобной карете — не подарок. Устаёт поясница, нет возможности нормально размяться, а самые обычные бытовые потребности превращаются в проблему. Попробуй попроси кучера остановиться «во-о-н у тех следующих кустиков», если за каретой рысит десяток гвардейцев. Тех же самых, кстати, что и в прошлый раз. Я спросила Холта, совпадение ли это, но тот только фыркнул в ответ.
Путешествовали мы уже три дня, и ехать до Сафрины предстояло ещё дней пять, если погода останется солнечной, а дороги — сухими. Я косилась на Рейна. Что-то действительно с ним не ладно — раньше таким сумрачным и молчаливым я мужа не видела. Вот так… казалось бы, объяснились, разобрались, решили все проблемы… а лучше не стало. По вечерам, когда я начинала готовиться ко сну, Холт уходил из комнаты и возвращался, когда я уже спала. А когда я вставала ночью, чтобы покормить Соль, он сам делал вид, что спит. Именно делал вид, хотя прикидывался мастерски — и лежал тихо, и дышал редко. Обсуждать своё самочувствие Холт тоже не рвался — только смотрел на меня с тоской, когда ему казалось, что я гляжу в другую сторону. Наверное, если бы не Ссэнасс, я бы сорвалась или спятила. Но ларра своими шуточками снимала напряжение, а ещё играла с Соль и по пути болтала со мной. Я ценила — ведь Ссэнасс сейчас труднее, чем мне. Она же в первый раз в жизни осталась без своего дома. Корзинка — это не дом.
Добавлял проблем рыжий гвардеец, снова начавший на меня пялиться и ходить по пятам. Если б я могла магичить — живо бы остудила пыл неучтивого ньера. А так приходилось терпеть и делать вид, что ничего особенного не происходит. Рейну жаловаться не хотелось — ему и без этих глупостей не сладко. А пойти с таким к командиру патруля лейтенанту Кийту? Ну, не знаю… Ведь будешь выглядеть то ли кокеткой, то ли дурой, то ли ябедой. Мужчины смотрят на эти вещи как-то иначе.
Сейчас, когда уже наступила осень, темнело раньше. Мы ехали до сумерек, а иногда и дотемна. Потом Холт помогал мне отнести корзину с ларрой в нашу комнату в очередном придорожном трактире. Соль всегда несла я, он и не претендовал. Ужин нам обычно сервировали прямо в номере. Ел муж очень немного и почти сразу после этого уходил во двор, где час или два — по настроению — занимался своим каэртано. Я бы с удовольствием посмотрела… но он меня не звал. Ларра слушала, как я вздыхаю вслед, и утешала: «Шшшди…» А потом добавляла, что «молоко полесссно…»