Повелители сумерек (Пузий, Олди) - страница 83

Внезапно меня осенило: точно так же мягко и плавно говорил Белоглазый!

— Вы знакомы с Яшей? Вы родственники?

— Его знаю. — Некоторое время мужчина шел молча. Потом повернул голову и пристально посмотрел на меня. На мгновение пелена, укрывающая его лицо, стала прозрачной, и я увидел внимательные черные глаза, большой нос с горбинкой и тонкие губы. — Вот послушай, что люди говорят.


Рассказ старого цыгана


Случилось это давно. Еще до большевиков. Цыгане тогда за рекой табором стояли — приветил их местный помещик Бахтеев. Долго стояли. Слишком долго. Старикам-то оно, может, и лучше. Не надо в кибитке кости растрясать, не надо думать, как хлеб добывать. А молодым скучно. Кровь играет. Вот и повадились в город шастать. И пошло-поехало: что ни день, то скандал, что ни ночь, то драка. Народ городской цыган не терпит. Случается, правда, и так, что влюбится какой купчина в цыганку без памяти. Прикипит, что твой блин к сковороде, — обухом не отшибешь. Однако в тот раз по-другому вышло. Влюбился парень из наших в дочь кожемяки Нила. И она ему не противилась. Прошла зима, и родила Ниловна мальчика. Сам смуглый, черноволосый — цыган цыганом, а глаза синие, как васильки. Как июньское небо глаза. Прошли годы, и вырос парень, что надо. Высокий, статный, красивый. Родители-то его умерли, стало быть, самому надо решать, какой путь выбрать, какой дорогой по жизни катиться. Вот только никто его, бедное сердце, к себе принимать не хочет. Кожемяки, что вдоль Ельчика издавна селились, «чертовым выблядком» обзывали. И бить не били, но и знаться не хотели. Сунулся он в табор. И вроде бы взяли его уже. У нас-то народ подобрее будет. Да только увидела парня старая гадалка Гайтана и ну волосы на себе рвать, об землю биться. «Зло! — кричит. — Зло от таких глаз нам будет, ромалы! Страшное лихо!» И правда, есть у цыган поверье. Ежели у человека от роду с лицом что не так: губа заячья, к примеру, или глаз косой абы волосы рыжие — значит, после смерти будет он из могилки подниматься. Суждено ему стать муло, не живым и не мертвым. Днем такой мертвец ходит себе среди людей и ничем от живых не отличается, кроме запаха. Мужчины-муло миндальной косточкой пахнут, женщины — дынным жмыхом. А только запах этот не вдруг разберешь. Ночью же начинает муло озоровать, из живых соки тянуть. Если сильно голодный — может насмерть загрызть. Вот Гайтана и подняла крик. Из-за глаз его васильковых. На шум пришел ром-баро, старший цыган, стало быть. Посмотрел на пришлеца, головой покачал: «Уходи. Нет тебе здесь приюта». И пошел полукровка, несолоно хлебавши, куда глаза глядят.