— Подойдет прекрасно, — сказал себе господин Иерихон. Высокие Пращуры выразили свое согласие. Сокол–пустынник прохрипел что‑то с вершины микроволновой башни.
— Эгегей! — прокричал господин Иерихон, напрягая остатки голоса. — Эгегеееее….
Эха здесь не было. Неоткуда было отразиться голосу, если не считать красных холмов на южном горизонте. — Эгеге…. — Через какое‑то время из приземистой саманной хибары выбрался человек: высокий, тощий и коричневый, как высушенная солнцем дубленая кожа. У него были длинные закрученные усы.
— Меня зовут Иерихон, — представился господин Иерихон, стараясь не утратить инициативу.
— Алимантандо, — сказал высокий, тощий, дубленый человек. Вид его выдавал сомнение. — Доктор. — Двое мужчин отвесили друг другу поклон — довольно неловко, довольно неуверенно.
— Рад встрече, — сказал господин Иерихон. Алимантандо — второзаконское имя; вспыльчивые это люди, эти ребята из Второзакония. Будучи самыми первыми поселенцами, они привыкли считать, что вся планета принадлежит им и были весьма нетерпимы к новоприбывшим. — Видите ли, я всего лишь ехал мимо. Мне надо где‑то переночевать: немного воды, немного еды и крыша над головой. Вы можете мне помочь?
Доктор Алимантандо изучил незваного гостя. Он пожал плечами.
— Видите ли, я чрезвычайно занятой человек. Я погружен в важные изыскания и предпочел бы, чтобы ничто не нарушало мой душевный покой.
— Что же это за изыскания?
— Я составляю компендиум хронодинамических теорий.
Высокие Пращуры вышвырнули приличествующий моменту ответ на поверхность мозга господина Иерихона.
— А, что‑то наподобие «Постулатов Синхронности» Вебенера и «Тройного Парадокса» Чен Су?
В сощуренных глаза доктора Алимантандо блеснула искорка уважения.
— Как долго вы намерены пробыть здесь?
— Всего одну ночь.
— Уверены?
— Совершенно уверен. Я просто ехал мимо. Всего одна ночь.
И господин Иерихон остался всего на одну ночь, которая растянулась на двадцать лет.
Шторм приближался, и рельс–шхуна мчалась перед ним, распустив все все паруса, пытаясь не отдать ни километра дистанции, отделяющей ее от бурлящего облака бурой пыли. Три дня шхуна убегала от шторма, с тех пор как Дедушка Харан навел свой левый, погодный глаз на западный горизонт и заметил, что у неба грязноватый, охряной ободок.
— Идет ненастье, — сказал он.
И ненастье пришло, подбираясь все ближе и ближе, а теперь оно было так недалеко от пионеров, что даже Раэл Манделла, проклятый даром прагматизма, понял, что им не обогнать бурю, и что единственная надежда его семьи — найти убежище, в котором они могли бы укрыться от пыли.