Она попыталась защититься, выставив руки.
— Вы всегда такой вредный?
Он ткнулся носом в ямочку у нее за ухом и, прижав ее к столу, сорвал шейный платок и скинул сюртук. За сюртуком последовали жилетка и холщовая рубашка. Если ей так уж хочется оттолкнуть его, пусть толкает в голую грудь.
— Предпочитаете комплименты? — Стефан захватил губами мочку ее уха. — Хорошо. Хотите, скажу, что волосы у вас цвета летнего солнца и глаза ангела? Или желаете услышать, что я каждую ночь мечтаю о вас, представляю, как раздеваю вас, как часами наслаждаюсь вашей кожей?
Что он говорит? Зачем?
Софья попыталась увернуться от нежных ласк:
— Значит, вы не доверяете мне? И я даже не очень вам нравлюсь, да? Но вы готовы со мной переспать?
Он прижался ртом к ее шее, провел языком по знакомой голубой жилке у основания горла.
— Я не говорил, что вы мне не нравитесь. — Его губы двинулись вниз, в глубину ночной рубашки. — Вот это мне очень даже нравится.
С губ ее сорвался стон, ногти впились в его обнаженную грудь, но боль только подстегнула желание.
— Стефан, остановитесь…
— Почему?
— Потому что…
Она так и не договорила, потому что едва не задохнулась, когда он сжал губами сосок.
— Да? Вы что-то говорили? — Не выпуская сосок из плена, Стефан тронул набухший бугорок языком.
— Какой же вы самодовольный, — прошептала она, роняя голову ему на плечо.
Пламя уже лизало тело, руки дрожали, и пальцы не справлялись с крючками бриджей.
— Помоги мне, — прохрипел он, направляя ее руки к поясу. Мысли вылетели из головы, когда она коснулась напрягшейся, возбужденной плоти. Бриджи скользнули вниз, тапки полетели в стороны. — Боже, что ты со мной сделала…
— Ничего.
— Лгунья. — Избавившись наконец от одежды, Стефан сгреб ее в объятия, отнес к кровати и опустил на покрывало. Секунду-другую он просто стоял, глядя на нее, наслаждаясь чудесным видом, потом наклонился и потянул вверх ночную сорочку. — Сколько ни говори, что только глупцы позволяют вожделению взять верх над здравым смыслом, но устоять перед соблазном я не могу.
— Стефан…
— Нет, — прохрипел он, опускаясь к призывно раздвинутым бедрам. — Хватит разговоров. Я сойду с ума, если не возьму тебя прямо сейчас.
Его губы приникли к нежной, как лепесток цветка, коже, и Софья, не сдержавшись, застонала. Он прокладывал дорожку к развилке ног, и чем выше поднимался, тем сильнее становился пьянящий запах жасмина. Запах этот проникал в кровь, и она закипала, бурлила, переполняя его желанием.
Пальцы проскользнули под колени, раздвинули шире, и язык устремился к открывшейся влажной щели. Она вскрикнула от наслаждения, но, к счастью, негромко, и эхо не ушло дальше комнаты. С удивлением обнаружив, что первым пробует этот сладкий вкус невинности, он преисполнился самодовольной гордости и продолжил игру, пока она не задвигалась под ним, приближаясь к пику.