Обычно, когда я уезжаю из Кабула, я оставляю машину на вилле Агентства печати «Новости», откуда мой молчаливый друг Александр Трубин, который уже не в первый раз на этой войне, или кто-то из его коллег подбрасывает меня до КПП на окраине города. Так было и на этот раз.
У апээновцев застал гостей: совершенно сумасшедшая американка Джана Шнайдер и ее бойфренд, англичанин Том. Джане лет тридцать пять, ее не назовешь красавицей, но у нее чертовски обаятельная улыбка и — опыт почти двух десятков войн. Она фотограф, фрилансер, Том работает для английской «Таймс». Оба побывали на «той» стороне, у моджахедов, теперь вот добрались до Кабула — писать о Советской армии.
Джана, узнав, что я еду в Баграм к десантникам праздновать Новый год, в прямом смысле слова бросилась мне на шею:
— Возьмите меня с собой!
Я подхватил ее на руки:
— Только на таких условиях.
Бронебойная улыбка расцвела на ее лице:
— Я согласна на все!
Ты-то согласна, подумал я, а вот я-то — нет. Ну, сами посудите: тащить американку в отдельный парашютно-десантный гвардейский и так далее полк? Да я замучаюсь получать разрешения!
На КПП, откуда начинается дорога на Баграм, произошла сценка, достойная кинофильма. Водитель АПН, подбросивший меня на роскошном белом «мерседесе», неожиданно признался, что давно мечтал об армейском зимнем бушлате. Получилось немного картинно: я скинул свой, подаренный мне когда-то в Герате, и отдал ему: «С Новым годом!»
До Баграмского поворота добирался с колонной «наливников»,[22] в машине Володи Семисорова, блондина с выбитым передним зубом, из казахстанской деревни Березовка. Ехали в его кабине, по сути дела, втроем: он, я да еще сестренка Лена, которая писала Володе письма из Березовки, а теперь улыбалась нам с фотографии, прикрепленной к лобовому стеклу. Так они и колесили почти два года по всему «Афгану» — вместе с сестренкой.
— Слушай, — терзал я расспросами сержанта, — что главное для мужчины?
— Смелость, — отвечал, не задумываясь, Володя.
— Это на войне. А в жизни?
— А в жизни — скромность.
— Страшно было?
— Когда обстреливают, тогда только о том и думаешь, как бы выбраться побыстрей. А уж потом, когда проскочишь, руки от страха трясутся… Обидно, что столько парней зазря положили.
Мы простились у поворота на Баграм, где когда-то, бесконечно давно, я праздновал свой 29-й день рождения. Колонна пошла дальше по трассе к Салангу, а мне еще часа полтора пришлось трястись по немыслимо разбитой и размокшей дороге. «Крокодил» — так называют здесь КамАЗ с зенитной пушкой, укрепленной в кузове, — то и дело ухал в гигантские ямы, наполненные дождевой водой, нас колотило в кабине, размазывало по стенам.