плато.
- Не тяжело верить увиденному вашими глазами, но также легко они могут
обмануть.
Он приблизился к ним и остановился на расстоянии длины меча от края
отвратительной груды. Конан держал свой меч в руке, но не поднимал его.
Внезапно тишина воцарилась в проходе, и киммерийцу только тогда стало понятно,
что мухи прекратили гудеть. Он мельком взглянул на ужасную кучу, его волосы
встали дыбом. Мухи лежали неподвижно на земле.
- Крoм! Откуда…
Множество новых морщин появилось на бородатом лице, когда старик
улыбнулся. Но его брови оставались нахмуренными, как будто в печали, или
недоумении.
- Не Кром, молодой человек, нет действительно, я! В туманных залах тумана
ниже его горы из серого камня пребывает он в размышлениях, никогда не
интересуясь делами этой местности. Но, как и он, ты – воин Киммерии, он укрепил
твои мускулы, той ум и твою душу, - вздохнул он.
Сивитри дернула ногами в седле. Она немного насупила брови и двинулась в
сторону Конана.
- У тебя лицо как у этого Каран-о, это должно быть от сильной жары,
поскольку это не может быть он. Твои движения достаточно быстры, старик!
Сообщи имя и твою цель, или, если ты – дух, исчезни и не беспокой нас больше. У
нас есть срочное дело, которое не причинит тебе никакого беспокойства.
- Никакой я не дух… ничего, кроме усталой плоти и старой крови, которые, в
целом, формируют человека, известного как Карантес, жрец Ибиса.
Конан не мог скрыть сомнение.
- Карантес? Прибыл тогда, следовательно, из вашего храма в далеком
Ханумаре? Или ты обманываешь нас некоторыми жреческими фокусами?
- Вы могли бы сказать и то и это. Поскольку, когда я стою здесь в воротах
Kaeттa, я стою одновременно в пределах Седьмого Кольца Молитвы на крыше
храма в Ханумаре, купаясь там в ярком солнечном свете. Это злое колдовство
вовлекло меня и других в этот вопрос, но времени мало, и никакое
предзнаменование не предупреждало нас относительно судьбы, которая может
скоро охватить нас всех. Святой Ибис, пробужденный от долгой и глубокой дремы
119
умирающими криками его приверженцев, пробудил меня. Он не мог остановить эту
резню, поскольку его храм здесь был полностью осквернен. Он прибыл ко мне в
мысли и перенёс мой дух сюда, где страшные и богохульные деяния были
совершены в пределах сферы нашего родственного храма.
Конан не мог отрицать доброжелательное сияние, которое он чувствовал в