Выстрел.
Кони рванулись. Серый сразу вышел вперед. Вытянулся в струнку. Голова, шея...— весь как летящий лебедь.
А всаднику на белом скакуне не повезло. Его конь заупрямился, встал на дыбы, громко заржал. Крутанулся на задних ногах.
— Эх, Шурут опять заартачился! — закричали мальчишки.
А один из них даже заплакал от обиды.
— Поласковее ты с ним! Поласковее! — кричит он сквозь слезы юноше, что сидит на скакуне; оказывается, всадник — его старший брат.
— Ничего, он еще многих обставит,— уверенно басит силач, только что положивший на лопатки подряд трех бойцов.
А всадник, держась одной рукой за шею вздыбившего коня, другой гладит, приговаривая: «Шурут, Шурут... Аряс, аряс!»
(Аряс (чуваш.) — непереводимое слово, междометие, выражает ласку.)
— Повод, повод ослабь! — подсказывают ему болельщики.— Он привык на свободном!
И в самом деле, когда всадник ослабил повод, конь вихрем сорвался с места и понесся.
— Догони остальных, догони всех, Шурут! — перестав плакать, сорвался за конем брат всадника.— Аряс, аряс!
Вот уже оба скакуна — белый и серый — скрываются вдали...
Проходит несколько томительных минут.
— Скачут, обратно скачут! — снова зашумела притихшая было толпа.
— Кто... кто впереди? — хриплым, пересохшим от волнения голосом кричит какой-то дед.
— Серый! — отвечает ему сосед.
— Шурут перегоняет!.. Давай, давай, Шурут! Нажми! — кричат, ликуя, мальчишки.
И в самом деле белый конь уже на полкорпуса идет впереди своего серого соперника.
И вот финиш. Взрыв криков и аплодисментов.
— Шурут, Шурут победил! Не конь — птица быстрокрылая!
До позднего вечера длится празднество.
Самое главное богатство у моей матери арча — деревянный сундук, древнее которого в доме нет ничего.
В тот день солнце светило не так, как обычно. Его лучи струились каким-то желто-фиолетовым светом, в каждом углу двора играло марево.
Забегалась мать с утра в этот день.
Она вывесила во двор, на солнце, все, что хранится в древнем арча. Здесь и керю тутри — женихов платок, сара-яргач, невестины принадлежности, вышивки, вышивки... И, конечно, сурбаны, похожие на длинные полотенца, вышитые орнаментами и фигурами. Некоторые из них подарены матери ее бабушкой, но многие она вышила сама. Мать считается в деревне мастерицей. Все это богатство она хранит до тех дней, когда внуки ее вырастут и родной дом для них станет тесным. Тогда она! подарит им все эти вещи, но самым большим подарком будут сурбаны...
Я всегда восторгаюсь сурбанами матери. Они мне кажутся какой-то старинной книгой, рассказывающей историю моего народа.