— Тебя, — честно ответил Хассиян.
Катарина сложила руки на груди, медленно, не отрывая взгляда от императора, приблизилась к нему, и, не скрывая ненависти, проговорила:
— Вы можете убить меня, отправить на столь милое вашему сердцу свидание с крысами подземелье, но я больше не буду более спать с вами! Никогда! Хватит!
Хассиян попытался обнять ее, но Кати отступила, все так, же с ненавистью глядя на него.
— Я должен был выяснить, — мрачно оправдался император.
— Гордитесь собой, вы достигли цели! Допрос завершен?
— Катарина… — он сделал шаг, но остановился, увидев ее усмешку.
— Я не животное, Ваше Величество, — горькая усмешка исказила красивые губы, — я человек, и укротитель, даже самый лучший, не заставит принять законы стаи. И я доверяла вам, потому что ваши слова и признания казались мне искренними. Но я благодарна за урок! Как же сильно я благодарна за этот жестокий урок! И за, пусть и болезненное, но напоминание — мужчины не умеют любить! Вы умеете подчинять, топтать, насиловать и… удовлетворять собственные потребности. Спасибо, этот урок я запомню. Видимо именно этому Пресветлый и желал меня научить…
И не встречая сопротивления, Катарина покинула странную спальню, как оказалось действительно расположенную в башне. Быстро спустилась по ступеням и вышла во двор. Стражники беспрепятственно пропустили бледную девушку с растрепанной прической, но едва Кати вышла за вторые ворота, ее догнала карета. Все же император оказался не лишен благородства и на этот раз возница доставил девушку к поместью ассер Вилленских.
* * *
Утром Катарину разбудил восторженный визг Елизаветы. Сестричка, не смущаясь тем фактом, что Кати еще не вставала, ворвалась к ней в комнату с единственным требованием:
— Ты должна сообщить его имя!
— Хассиян, император Ратасса! — хмуро ответила девушка и вновь легла на подушки.
Стон Елизаветы она даже не услышала, а вот ее возмущенные крики в гостиной не позволили вновь провалиться в спасительный сон.
— Катарина, — леди Анестина вошла в спальню, — то, что сказала Элиза, это…?
Девушка устало поднялась, направилась к кувшину с водой и язвительно поинтересовалась:
— А у кого еще, по-вашему, достаточно средств и возможностей чтобы делать подобные подарки?
— Но, дитя мое, — баронесса испуганно смотрела на дочь, — почему… я не понимаю…
— Я тоже, — призналась Кати, — я тоже… Не понимаю и, наверное, никогда не пойму…
Ледяная вода и ледяное же осознание — это не было сном! Ничего не было сном…
Кати выпрямилась, глядя на себя в зеркало — бледное лицо, покрасневшие глаза, серые губы с заметными следами ее собственных зубов.