Он улыбнулся, едва заметно, лишь уголками губ, потянувшись, обхватил за талию, без труда усадил на колени и, прижав к себе, все так же продолжал смотреть на огонь.
— Тревожно-мучительное счастье, — вдруг произнес Хассиян.
— Как это? — удивилась девушка, и сев удобнее, положила голову на широкое плечо.
— Как сейчас, — он поцеловал ее волосы, — тревожно-мучительное счастье…
Его пальцы скользнули по ее рукам, развернув ее ладошку, он нежно погладил, вызывая невольную улыбку Катарины, лишь после этого он тихо спросил:
— Останешься?
И она не смогла ответить отказом.
Счастливую улыбку императора, Катарина не увидела, а он… он и не сомневался в ее ответе. Но команду «Сидеть, еще рано», продолжал мысленно отдавать своему телу, загоняя желание под жесткий контроль разума. И справившись с внутренним зверем, провел пальцами по ее руке вверх, умело зажигая огонь ее желания — ему было мало.
— Ян, — Катарина вздрогнула от его движения, — разве у вас нет детей от других… любовниц?
— Нет, — его пальцы переместились к тесемкам корсета, умело развязали узелки, — так лучше?
Кати, несколько возмущенная его действиями, после этих слов невольно улыбнулась, глубоко вздохнула и едва слышно ответила:
— Да, благодарю, дышать определенно легче.
— Наш разговор коснулся моих прежних связей… — его рука скользнула в вырез платья, но едва Катарина попыталась возмутиться, император продолжил. — Я не желал иметь незаконнорожденных детей. Мой младший брат незаконнорожденный, и я достаточно видел его мучения в детстве, да и в дальнейшем, чтобы не усвоить одну истину — дети, рожденные вне брака, обречены на… весьма мучительное существование. Посему все мои женщины, вольно или не вольно, принимали шамесс… К моему искреннему сожалению, чаще всего — невольно.
Катарина, до глубины души пораженная его откровением, не сразу поняла, что теперь рука императора вольготно поглаживает то, что ранее скрывал корсет, но ее возмущение вновь было прервано его рассказом:
— Ранее я не задумывался о собственных детях. Всегда был Хилайор, и я относился к нему как к родному сыну, не размышляя о сути вопроса. А сейчас… — он склонился и прикоснулся губами к тому, чем столь незаметно завладела его рука. — Сейчас я понимаю, что хочу своих сыновей и дочерей, хочу растить собственное продолжение, и ты, та единственная, кого бы я желал видеть матерью моих детей.
И его губы мягко накрыли ее рот, не позволяя произнести ни слова, словно затягивая в сладкий плен, из которого уже не было выхода. Катарина не сопротивлялась, отдаваясь во власть нежных прикосновений, но ощущая растущее желание, с грустной улыбкой, подумала о шамессе… Он был сложен в приготовлении, но… что такое трудности в ее положении и при ее знаниях… И позволяя Яну лишать ее покровов одежды, Кати уже думала о том, где достанет нужные ингредиенты, потому что дети были совсем не тем, что она была готова отдать императору.